Я сижу перед Мостовым в его кабинете, но говорит он определенно не со мной. Для него я – лишь картонная фигура в полный человеческий рост, и в прорезь между моими нарисованными губами его проверяет могущественные соперник; жаль, что, обернувшись, я не могу увидеть своего кукловода.
Зато я вижу Мостового, пожалуй, не менее искушенного, чем его воображаемый соперник, бойца. Мой выпад он принимает за проверку. Собственной выдержки, способности держать удар и потенциала нашего с ним паритета. При том, что, позволив себе указывать шефу, я наверняка предстал перед ним нарушителем этого негласного мирного договора. Что ж, всем своим видом он показывает, что ко всему готов. И прежде всего, встречать противника с открытым забралом.
– Так в чем проблема? – повторяет он.
– Да собственно, никакой, – пожимаю плечами я. – Я просто подумал… Она все же известная актриса…
– А ведь я чуть ли не через совещание повторяю, – говорит он, – нет и не может быть авторитетов для сотрудника Следственного комитета. Государство, – он решительно ударяет ребром ладони по столу, – возлагает на нас особые надежды.
– Я понимаю…
–…и дело не только в том, что как структура мы появились совсем недавно, – не обращая внимания, продолжает Мостовой. – Это же все не случайно, ты понимаешь, – переходит он на доверительный тон. – Все видят, что в стране происходит. Коррупция, чиновничий беспредел. Вон, в Интернет страшно заходить, – тычет он в монитор, и мне кажется, что пару дней назад я видел не только этот жест, но и слышал точно такие слова.
– Или мне что, – на глазах распаляется он, – советоваться с вышестоящим начальством, прежде чем снять показания? Так, что ли? Да мне пле-вать, – подается он вперед, как будто и в самом деле собирается плюнуть в меня. – Когда я на работе, любой человек для меня – источник информации. А потом уже Вася, Петя, Таня. Маршал, олигарх, народная артистка. И вы, люди, на которых я, надеюсь, вправе рассчитывать, должны в первую очередь руководствоваться одним простым правилом. Прежде всего – информация, а уж потом – субординация. Тем более, что по субординации вы подчиняетесь мне.
– Я все понял, – говорю я, убедившись, что в речи Мостового образовалась пауза.
– Мигалки они понацепляли, – мрачнеет Мостовой. – Я что-то не слышал, чтобы, не знаю, Утесов ездил с кортежем. Или даже Любовь Орлова. Звезды, мать их, – фыркает шеф, и я удивляюсь тому, как несколько слов меняют облик человека. Такой Мостовой больше всего напоминает ворчливого старого сплетника.