Но Нина уже была совершенно не в состоянии спуститься самостоятельно. Она чувствовала, что стоит только расстегнуть непослушными пальцами ремень – и она попросту рухнет вниз.
– Не могу! – крикнула она. – Руки не держат! Совсем!
Снизу кто-то припечатал крепким словечком, но затем сразу двое парней полезли на дерево, отцепили ремень и спустили девушку вниз, крепкой хваткой придерживая ее, чтобы не свалилась. Синяки после их пальцев не в счет – главное, что она благополучно очутилась внизу. Ее довольно бесцеремонно подсадили в кузов, и грузовик отправился обратно в Варшаву.
Весеннее тепло, унесшее с собой снег, высушившее почву и позволившее развернуться молодой зеленой листве, принесло с собой и активизацию бандитских вылазок. Боевку Моктовской дельницы все чаще поднимали по сигналам о нападениях на посты милиции, на сельских активистов, да и просто на магазины и на почтовые отделения. Регулярных милицейских подразделений не хватало, чтобы успеть везде. Чаще всего и боевка прибывала к шапочному разбору, но случалось и столкнуться с бандами в перестрелке. Селяне же, как обычно, глухо молчали о том, куда могли направиться бандиты.
Нину буквально бесило такое поведение, и ее так и подмывало схватиться за автомат да полоснуть очередью прямо под ноги, чтобы заставить этих тупых крестьян разговориться. Ведь их же самих бандиты грабят и убивают, а они молчат, как в рот воды набрали! Ромка, видя такое настроение Нины, стал отбирать у нее ППШ, как только они входили в какое-нибудь село.
Вскоре, однако, девушка и сама стала немного лучше понимать мотивы поведения селян. Во время одного из выездов по тревоге, когда боевка зедвуэмовцев снова стояла перед толпой деревенских жителей, как всегда, угрюмо молчащих, одна из женщин вдруг заговорила. У нее буквально только что бандиты изнасиловали и убили дочь, и материнское горе прорвалось через все привычные страхи. Но не успела женщина вымолвить и двух слов, как прямо из толпы грянул выстрел. Нина, не колеблясь, безошибочно послала пулю в ответ, но было уже поздно – женщина оседала на землю, заливая ее и свою немудреную одежду алой кровью из пробитой груди.
Через несколько мгновений селян как будто прорвало – сразу несколько человек загомонило наперебой, тыча руками в сторону леса. Один из мужичков даже вызвался проводить отряд, как он выразился, «почти до места»: