Мимо прошла парочка докрасна обгоревших туристов со складными шезлонгами под мышкой. Ни один из них даже не посмотрел в его сторону, и Грэм ощутил приступ радости. Когда на экраны только вышел его первый фильм, дело обстояло с точностью до наоборот: всякий раз, когда кто-то узнавал его на улице, это вызывало у него ликование, как будто ему пожаловали рыцарское звание: Грэм Ларкин, Известная Личность. Но теперь – теперь сердце у него ёкало, когда его не узнавали, от восторга анонимности, которая в последнее время стала для него редкой роскошью.
Он взглянул на часы и понял, что уже почти опаздывает, но, вместо того чтобы вернуться на дорогу, повернулся лицом к океану и стал смотреть, как играет на воде золотистая рябь. На горизонте еще виднелись несколько лодок, черные силуэты на фоне закатного неба, и Грэму вдруг ужасно захотелось тоже оказаться там, в море.
Однажды, когда ему было восемь лет, они с отцом поехали на рыбалку на озеро. Он помнил, как они сидели вдвоем в маленькой лодке, в оранжевых спасательных жилетах, из которых не было видно шеи. Три дня они раз за разом забрасывали удочки, но клева не было. Папа без конца извинялся, как будто это он был виноват в том, что озеро не желало делиться с ними своими дарами, и под конец третьего дня совершенно сник. Совместная вылазка была его идеей. Когда-то такую же ему устроил его собственный отец, и он несколько месяцев кряду без умолку рас сказывал Грэму, сколько рыбы они наловят.
– Думаешь, нам удастся поймать лосося? – спросил Грэм, но папа покачал головой.
– Лосося вряд ли, – сказал он. – Его трудно найти. Форель. Мы наловим гору форели. Вот увидишь.
Он был настолько в этом уверен, что они ничего не захватили на ужин, поэтому накануне вечером обошлись вяленым мясом и копченым сыром из неприкосновенного запаса, отмахиваясь от комарья под аккомпанемент стрекота сверчков. В тот последний день они почти уже готовы были сдаться, когда Грэму пришло в голову насадить на крючок ломтик вяленого мяса. Папа сидел впереди, и его лицо просветлело.
– А идея неплохая, – похвалил он, отрывая кусочек мяса.
У Грэма клюнуло первым. Это была радужная форель, которая дергалась и билась на крючке, пока папа помогал ему вытаскивать ее. После этого дело пошло споро. Папа выудил еще три форели, а потом Грэм поймал небольшого карпа. Начинало смеркаться, и вода вокруг них стала непроницаемо темной, но никому не хотелось останавливаться. Это было какое-то волшебство, этот последний предзакатный час, обеспечивший им улов, которого хватило бы на три дня, и воспоминания, которых хватило бы на все выходные.