На моей родине одежда была безразмерной, за очень редким
исключением. А встроенный прямо в неё индикатор подгонки обычно
позволял одним нажатием подогнать надетое под параметры своего
тела.
Как я и предполагал, помимо обычных ремней, многое привязывалось
прямо к кольчуге (с чем мне и помогла Соня). Прикреплённые к поясу
кольчужные чулки были основой для латных «ног», а рукава,
соответственно, для наплечников и прочих элементов брони верхних
конечностей. По итогу всё это сидело гораздо лучше, чем в первый
раз. Правда, сама кольчуга весила побольше, чем я предполагал, но
вовсе не десятки килограмм, как можно было подумать со стороны.
На пусть и потёртой, но теперь выстиранной, синеватой тунике,
расправил крылья белый ворон на фоне чёрного щита. Раньше, я даже
не замечал его под грязью.
Но самой большой радостью стали ножны и новый двойной пояс,
взамен старого. Меч сидел в ножнах как влитой, а многочисленные
поясные петельки оставляли простор для фантазии.
Взяв в руки ножны и потянув за рукоять, я мгновение полюбовался
бликами, заигравшими на клинке, мысленно приветствуя не раз
выручавшего меня сломанного друга, а затем вогнал клинок обратно в
ножны и спросил:
— Куда мы идём?
Подгорный град произвёл на меня гнетущее впечатление. В голову
приходили аналогии с родным миром и туннелями общины. Сравнивать
их, конечно же, было некорректно, ведь горцы добровольно выбрали
жизнь под землёй.
Кристаллы под потолком и на углах местных домов освещали наш
путь по вырубленным прямо в скале коридорам-улицам, чей потолок был
так далёк, что под его сводом мог пройти какой-нибудь мифический
великан и даже макушки не оцарапать. Из стен на нас частенько
смотрели узкие, стрельчатые окна без стекла, откуда тоже лился
рассеянный свет и доносились голоса.
Из храма с нами вышел брат Лукат. Молчаливый и высокий воин,
шириной грудной клетки уступающий разве что быку. Оружия у монаха
видно не было, как впрочем, и брони. Лишь нож на поясе, да посох в
руках. По словам жрицы, он был защитником Енны и шёл с нами для
охраны её жреческой тушки.
Меня немного смущала татуировка на его лысом черепе, маской
падающая на лицо и обрезанная ровной линией на щеках. Сложный
орнамент притягивал взгляд, а я не любил таращиться на незнакомых
людей.
Брат Лукат молчал не просто так — обет молчания, всё серьёзно.
Насколько я понял из объяснений Сони, в служение Енне чудеса могли
использовать только женщины, мужчины же брали на себя обязанности
по защите храмов и не наделялись чудом исцеления. Так что Лукат был
воином, причём профессиональным.