Такое уже случалось однажды, ещё в Первоисточнике. Тогда на меня
многое навалилось: погиб напарник и наставник, чудовище проникло в
общину, и эхо человеческих криков металось по трубам, в которые я
забился и полз, пытаясь по ним миновать опасные коридоры
Агрокомплекса. Тогда тоже было страшно, страшно до жути и дрожи, но
я уже знал, как именно справляться с этим страхом.
Теперь я намеревался поступить точно так же.
Сунув факел в лужу натёкшего древесного сока, я как следует
вдавил его в землю. Зашипев и выпустив на прощание пару искр, тот
потух; свет покинул меня, мир погрузился во тьму.
Чтобы не страшиться грядущего, я должен стать охотником. Не
думать о подстерегающих во тьме ужасах, а наоборот, самому
охотиться на них. Свет в таком деле будет только мешать, он меня
знатно демаскирует и не даёт глазам привыкнуть к темноте.
Через десяток минут я уже шагал по уходящему вверх земляному
ходу. Взялся за длинную рукоять меча двумя руками, а сам клинок
почти положил на плечо, находясь в постоянной готовности нанести
быстрый рубящий удар перед собой.
Идти приходилось медленно, я видел лишь очертания корней и
мерцающую разноцветными кругами тьму, сквозь которую они проступали
по ходу движения. Шорохи и скрипы, отголоски шуршащих осыпей и
миражи голосов на самом краю слуха не давали расслабиться.
Я шёл и шёл, дорога из тьмы и едва видимых растений вела меня
всё дальше и дальше, пока, наконец, я не увидел впереди отблески
странного, розового света и не услышал приглушённый шум.
Постоянно держась одной стороны на всех поворотах, я оказался на
самом верху пещеры, её внутреннее пространство можно было условно
поделить на три яруса. Верхний — тот, на который по воле случая я
вышел, по сути, козырёк под самым потолком. Средний — опоясывающий
пещеру вдоль стены, с многочисленными норами-выходами и какими-то
едва различимыми округлыми строениями. И нижний — с рукотворным
озером в самом центре, откуда исходило розовое свечение, будто на
дне этого странного водоёма был установлен мощный источник
света.
Но всё это меркло на фоне той картины, которую я разглядел на
берегу озера, как только мои глаза привыкли к свету. Там одно
чудовище умирало от рук (лап?) другого не менее удивительного
чудовища.
Первое напоминало кабана, вставшего на задние лапы, чья горбатая
спина обросла цветами, а голова, смахивающая на жабью, с
характерными для Млитов острыми ушами, была увенчана ветвистыми
рогами. Это ужасное нечто проиграло схватку, силилось ползти и
тяжко стонало, в то время как его противник сидел рядом и пожирал
кровавую требуху, что растянулась на несколько метров из-под брюха
«жабы».