– Все уже сгорело, когда я вернулась домой.
– Вы не знаете, где дети? – спросил он дрогнувшим голосом.
– Я уверена, что с ними все в порядке, – ответила Эбба. – Здесь не нашли…
Она проглотила конец фразы и судорожно вздохнула.
– В конце концов, это всего лишь домовладение, – сказала она, глядя на развалины. – Самое главное – это жизнь.
Томас почувствовал, что со дна его души поднимается волна необъяснимой ярости.
– Вам легко говорить.
Эбба не ответила, и Томас заметил, что ее глаза наполнились слезами.
– Простите, – сказала она, вытирая нос. – Это из-за Франческо. Его убили.
«Франческо?»
– Это моя собака, – сказала она. – Прошлой ночью его застрелили. Он умер у меня в гостиной.
Она указала рукой в сторону своего дома и, прежде чем Томас собрался что-нибудь сказать, отвернулась и, пошатываясь от рыданий, пошла к своему крыльцу.
– Постойте, – окликнул он ее. – Что все же случилось?
Эбба, не останавливаясь, обернулась через плечо.
– Поймали Нобелевского убийцу, – сказала она и пошла дальше.
Томас, в полной растерянности и недоумении, остался стоять на дороге.
«Что я делаю? Что я должен сделать?»
Он достал из кармана мобильный телефон и посмотрел на дисплей. Ни сообщений, ни пропущенных звонков.
«Ты ничего не сказала? Это послужит мне уроком!»
Да, он выключил вчера телефон, чтобы не слушать ее криков и плача. Но она могла отправить сообщение. Она могла сказать, что его дом сгорел.
«Не слишком ли многого ты хочешь?»
Он поднял трубку, решив позвонить ей и высказать, что по этому поводу думает, но тут вспомнил, что не знает ее номер. Он нашел его в записной книжке, набрал, но в ответ услышал ответ оператора «Телии».
У нее даже нет персонального ящика голосовой почты.
Он повернулся спиной к закопченным развалинам и пошел к машине.
Работа в отделе мало-помалу начала оживляться, но передача смены в шестнадцать часов прошла без особого подъема. Нине снова выпало патрулировать с Андерссоном, и она не видела причин возражать. Весь остальной молодняк ничуть не лучше.
Сейчас они все сидели в дежурке, и никто не хотел уходить до минуты молчания, назначенной на пять часов вечера. Нина прошлась по коридору, потом оглянулась, чтобы удостовериться, что ее никто не видит, и нырнула в комнату для допросов. Остановившись у двери, она прислушалась. В коридоре раздавался раскатистый бас Андерссона.