Очередь не дошла. На втором получасе встречи, когда накопившуюся в кабинете завкафа атмосферу можно было бутилировать и продавать Совбезу ООН в качестве стимулятора каких-нибудь палестино-израильских переговоров, Рычев, уточнив у Леши Устымчика, действительно ли тот не хочет связывать судьбу с юруправлением Совета Федерации, в котором проходил стажировку полгода назад, посмотрел на часы и все в той же засушенной манере сообщил, что, дорогие коллеги, я, оказывается, отобрал у вас уже много времени. Я очень вам благодарен и надеюсь, что в течение недели-двух вы сформируете свое отношение к возможному сотрудничеству с «Проммашем». Двадцать восьмого я еще раз подъеду, по ходу мы определимся, будет ли это встреча в том же кругу или отдельные беседы. Тогда же, очевидно, я смогу сказать что-то более определенное относительно нашего предложения. Пока, вы заметили, речь идет только о знакомстве. Надеюсь, оно получилось взаимоприятным. Всего вам доброго.
Я встал вместе со всеми, ощущая острое недоумение, быстро возгонявшееся в раздражение. Карлсон что, хуже щенка? Это что, такая тонкая месть Рычева за мои левые взгляды?
Озвучить свой вопрос я не успел. Рычев сказал:
– Алик, мы только с вами не успели познакомиться. А мне бы этого очень хотелось. Вы куда после занятий собирались? Ничего, если бы я вас довез, а по дороге мы бы смогли поговорить?
Лучшие представители застыли в дверях. Ткач сказал: «Bay».
– Спасибо вам огромное, Максим Александрович, мне на метро удобнее, – сказал я.
Раздражение, между прочим, сразу улеглось – слаб все-таки человек и непоследователен.
– Жаль, – сказал Рычев. – Ну что ж, всего вам доброго.
– Дурак ты, Камалов, – сказала Казакова вполголоса и вышла.
Я направился к двери, кивнув в сторону, в которой Рычев паковал дорогой портфель, а Андреич растерянно водил взглядом по студентам и гостю. Сразу выйти мне не удалось: в двери задержался Аркашка. Вместо того чтобы посторониться, он попытался постучать мне костяшками пальцев по макушке. Я уклонился и едва не дал ему по ребрам. Замешкался, давя святой порыв, и позволил завкафу собраться с мыслями.
– Алик, – сказал он, – Максим Александрович вас чем-нибудь обидел?
Я развернулся, открыл рот, закрыл его, подумал и нехотя сказал:
– Ну, этого я не могу сказать.
– Но тогда… Ткач, у вас есть вопросы?