Сначала он даже хотел выследить кубинцев, убить и забрать оружие. Но Хлыст (я до сих пор не знаю настоящего имени этого парня) уговорил его не делать этого. Он сказал – только полный придурок станет связываться с кубинским отродьем. По его словам, это такой народ, что отрезать кому-то голову им так же легко, как перекреститься. Правда, Карл ответил, что тому, кто умеет стрелять первым, никто башку не отрежет. Но я заметила, что он призадумался. Совсем чуть-чуть, но все-таки призадумался.
К счастью, у Хлыста оказалась с собой какая-то хорошая дурь, очень забористая (наверное, он купил ее у тех же кубинцев). Они покурили, и Карл немного отошел. Во всяком случае, нам с Хлыстом все-таки удалось убедить его не мстить кубинцам.
Я вообще не хочу, чтобы началась война – ни с кубинцами, и ни с кем другим, потому что боюсь за Джереми. Но каждый раз, когда я говорю об этом Карлу, он только зубоскалит: мол, никто на свете не посмеет тронуть его сына. Я, правда, думаю, что кубинцы вряд ли так уж боятся Карла. В глубине души он, наверное, сам это понимает. Во всяком случае, он пока еще никого из них не застрелил.
Кстати, может быть, он так нервничает именно поэтому. Ему скучно, только и всего. После того случая, когда мы брали банк в Луизиане и копы подстрелили Джима, нам пришлось залечь на дно. По телевизору так и сказали, мол, один из грабителей погиб в перестрелке с полицией. Но Карл не доверяет журналистам. Он говорит, им наврать – раз плюнуть. Типа телевизионщики – просто тупые марионетки, которые повторяют все, что велят им легавые и политики.
Карл думает, что, если Джим умер не сразу после того, как его подстрелили, он мог рассказать копам о нас. Вот почему мы перебрались в Миссисипи и живем теперь в старом автоприцепе – у парня, о котором Джим не знал. Так что, даже если Джим и проболтался перед смертью, полиция нас ни за что не найдет.
Мне, правда, не очень хотелось куда-то переезжать, потому что мы с Джереми простудились – у нас был кашель, насморк и очень болело горло. Джереми кашлял даже сильнее, чем я. Такой кашель моя бабушка называла «крупозным» – уж не знаю почему. Разумеется, о том, чтобы показать мальчика врачу, не могло быть и речи. Я даже не стала заговаривать об этом с Карлом. Я и так знаю, что́ он мне скажет.