Джип из тыквы - страница 32

Шрифт
Интервал


Я понимаю, что мои эксперименты негуманны, и временно прекращаю их. Попрактикуюсь при случае на ком-нибудь молодом и здоровом.

А потом мне звонит Лариса. Ее номер – уже второй в моей телефонной книжке, и я радуюсь тому, что обрастаю контактами. Что ни день, то чей-то номер!

Новая подружка превращает мою радость из тихой в бурную долгожданным сообщением:

– Есть контакт! Я добыла телефон Матвея Тугарина, правда, только домашний. Такой тебя устроит?

– Меня любой устроит, – заверяю я и под диктовку записываю цифры первым, что попалось под руку, и где попало – карандашом для бровей на обоях под зеркалом.

Варварство, конечно, но я пишу без нажима, а обои моющиеся, так что запись можно будет смыть.

Позже. Сейчас я слушаю эмоциональное повествование о том, как Лариса узнала заветный номер.

– Сначала я нашла телефон его компании, – рассказывает она. – Было ясно, что дальше приемной меня не пропустят, поэтому я и не пыталась спрашивать самого Матвея Васильевича. Я сказала, что звоню из частной клиники «Здоровье женщины», мол, у нас тут случился компьютерный сбой, мы потеряли мобильный номер Ольги Викторовны, так не может ли супруг передать ей, что гинеколог получил ее анализы и… Дальше, как ты понимаешь, секретарша и слушать не стала. Просто дала мне домашний номер Тугариных и предложила рассказать Ольге Викторовне все лично.

– Ольга Викторовна – это супруга Тугарина? – уточняю я.

И с замиранием сердца думаю – может быть, она моя мама? Если Тугарин – мой папа, конечно.

– Ага, – подтверждает Лариса. – Только ты учти, восемь-три-девять-один-девять – это код Норильска, Тугарины там живут. И разница во времени у нас с ними четыре часа, так что ты не тяни со звонком, чтобы ночью людей не будить.

Мне кажется, если я действительно потерянная дочка Тугариных, то они будут рады и полночному звонку, но уверенности в наших родственных связях у меня нет, и я соглашаюсь с подружкой:

– Конечно, я не буду тянуть.

– Потом мне расскажешь! Забегу к тебе вечером! – обещает она и отключается.

А я смотрю на телефон, не решаясь набрать это самое восемь-три-девять–как-там-дальше.

Мне тревожно.

Я отчаянно надеюсь, что вот-вот узнаю о себе нечто важное, и в то же время понимаю, что надежда эта выросла и расцвела на очень зыбкой почве.

Однако выбора у меня нет. Надо звонить, и я звоню.