Однако его поведение в предвоенные годы плохо согласовывалось с этой взвешенной осторожностью. Он смирился с возможностью великого столкновения европейских держав со спокойствием, которого другим – например, Бетману-Гольвегу и кайзеру – иногда недоставало. Верховного командующего немецкой армией одолел нередкий среди полководцев разных стран и эпох недуг: он жаждал доказать своему правительству и народу, что дорогостоящая армия способна удовлетворить их амбиции. Вот прославленная (или бесславная) тирада Мольтке, произнесенная перед князем фон Бюловом: «Храбрости у меня достаточно, мне не хватает быстроты реакции: я слишком рассудителен, дотошен или, если хотите, слишком добросовестен для такой должности. Я не умею идти ва-банк». И все же, опровергая собственную характеристику, Мольтке жаждал, добыв стране победу, продемонстрировать, что достоин (вопреки мнению многих современников) своего ответственного поста. Это требовало оперативной мобилизации и распределения боевых сил – сосредоточения на границе небольшой армии для удержания русских, пока основная масса сил стремительно (за 40 дней) захватит Францию, чтобы затем повернуть на восток.
Австро-венгерские планы отличались большей гибкостью (на самом деле хаотичностью), поскольку империя не могла знать наверняка, придется ли сражаться только с Сербией (как надеялись австрийцы) или возникнет второй фронт на галицийской границе с российской Польшей. Экстравагантные личности соперничали за внимание к своей особе на европейской арене в 1914 году, однако Конрад Гетцендорф выделялся и среди них. Черчилль описывал его как «темноволосого, невысокого, хрупкого и худого аскета с пронзительным взглядом»{72}. Трудно вообразить человека менее подходящего на доставшуюся ему роль: к фантастической некомпетентности добавились крайне империалистические убеждения, ведущие к мечтам о том, как Габсбурги завладеют Адриатикой, восточным Средиземноморьем, Балканами и Северной Африкой. Он полностью соответствовал данному Мольтке-старшим определению самого опасного типа офицеров – сочетание глупости с неуемной активностью. Жена его умерла десятью годами ранее, и он проживал с матерью, а потом окончательно потерял голову, влюбившись в супругу пивного магната Вирджинию фон Райнингхаус. Он внушил себе, что, обеспечив Австрии громкую победу и воспарив на крыльях славы, убедит свою Джину развестись с мужем и выйти за него, Гетцендорфа. В своих письмах к ней он возлагал надежды на «войну, с которой я вернусь увенчанный лаврами, и этот триумф разрушит все барьеры между нами… и позволит сделать вас моей законной женой».