Когда Кишан вернулся на свое место, Рен едва заметно сжал мою руку. Настала моя очередь. Я вытерла слезы и прочитала стихотворение.
Мертвым рыцаря ее
В дом внесли. Она – как камень.
«Не заплачет, так умрет!» —
Все придворные сказали.
Стали мертвого хвалить —
Мол, любви он был достоин,
Верный муж и славный воин,
А она – стоит, молчит.
Вот прислужница ее
Тихо подошла ко гробу,
Подняла с лица покров,
А она – ни слез, ни слова.
Няня дряхлая молчком
Подала ей в руки сына.
Слезы хлынули ручьем —
«Для тебя жить буду, милый».
Альфред Теннисон
Нилима тихо заплакала на плече Кишана, а я продолжала:
– Так же, как и молодой вдове из этого стихотворения, мне трудно выразить свои чувства. Мистер Кадам, вы были моим приемным отцом, я привязана к вам, как к самой себе. – Я всхлипнула, мой голос сорвался. – Не знаю, как я смогу жить без вас. Мне… мне уже сейчас так вас не хватает! Даю вам слово, что сделаю все, чтобы помочь вашим принцам, и всегда-всегда буду вас помнить с уважением и благодарностью. Я люблю вас.
Кишан обнял меня за плечи, я прильнула к нему и обвила руками за пояс. Последним сказал слово Рен.
– Кишан произнес прощальное слово воину, и я хочу добавить к нему несколько слов. Ты был мне отцом и другом. Ты был опорой в несчастье, твердыней в любых испытаниях. Ты был героем и заслужил памятник. Мы же скромно воздаем тебе дань нашего уважения, восхищения и любви.
После этого он прочитал стихотворение, которое принес с собой.
ПОКИНУТЫЙ ДОМ
Жизнь и Мысль оставили дом —
Дружные беглецы.
Двери настежь, окна вон —
Беспечные жильцы.
Тьма внутри теперь царит,
Свет в окошках не горит,
И онемела болтливая дверь,
Где теперь песня ее петель?
Дверь закрой, захлопни ставни,
Чтобы в окнах не увидать
Дома навеки оставленного
Темную безблагодать.
Уходи: здесь веселья не жди,
Здесь голос умолк живой.
Дом был выстроен из земли
И снова станет землей.
Уходи, ибо Мысль и Жизнь
Навсегда отсюда ушли.
Они в дальнем граде сияющем,
В великом граде блистающем,
Нетленный чертог обрели.
И с нами остаться уже не смогли.
Альфред Теннисон
– Мой друг, с твоей смертью мы все осиротели. Будем надеяться, что мы сумеем жить дальше так, чтобы ты мог нами гордиться. Я надеюсь, что ты обрел свой чертог нетленный, ибо если кто-то и заслужил его, то это ты.
Вся дрожа, я смотрела, как Рен и Кишан подходят к гробу, чтобы закрыть крышку. Поддавшись порыву, я попросила Шарф сделать мне одну белую розу. Нити послушно зашевелились под моей рукой, а когда все было готово, я бережно положила мой дар в гроб. Потом крышка опустилась, навсегда закрыв любимое лицо мистера Кадама.