– Я не знаю, что ты предполагала. Возможно то, что, став царицей, ты сможешь за моей спиной случаться направо и налево!
От возмущения она даже задохнулась.
Случаться! Более грубое слово было трудно даже придумать! Случаться…
Внезапно она поняла, что является причиной такого поведения брата. Вернее, кто!
Вспомнилась встреча в темном дворцовом переходе, потные руки Ахилла-египтянина, сжимающие ее зад – потом еще синяки остались! Горячий шепот и странное чувство внизу живота. И – страх. Она оттолкнула военачальника, он отомстил. Все просто. Она могла бы догадаться и раньше. Нет, не оттолкнула – она оскорбила его, наверное, очень жестоко, как только женщина может оскорбить мужчину…
О том, что Ахилл после их «столкновения» утратил мужскую силу и винил в этом ее, Клеопатра даже не догадывалась.
– Это Ахилл? – напрямую спросила девушка. – Ахилл внушил тебе… эту мысль?
– Ахилл? – подросток хрипло расхохотался; потом его смех перешел в кашель – с ним частенько такое случалось. Наверное, тоже последствия брака между родными братом и сестрой.
– Да, Ахилл как-то поведал – под большим секретом, естественно! – насколько наша возлюбленная сестра и супруга горяча в постели…
На этот раз она вложила в удар всю свою ненависть. К мерзкому Ахиллу – жаль, что она тогда выбила ему только один зуб. К не менее мерзкому «брату и супругу». К жирному Пофинию, который тоже был не прочь ее полапать, но испугался после первой же попытки.
Конечно, можно рассказать Птолемею, где его приятель лишился зуба. Но – зачем? Он все равно не слушает. И не слышит.
– Убирайся вон, гаденыш. И если ты еще раз хотя бы просто подойдешь ко мне вне официальной церемонии… пеняй на себя!
Птолемей Дионис уже давно ушел. Дверь давно была заперта и даже подперта изнутри тяжелым сундуком. А юная царица, съежившись в углу, беззвучно рыдала, размазывая по щекам слезы.
За что? Боги, за что?! И ведь, наверное, братец Птолемей Дионис не единственный, кто считает ее шлюхой! Мерзавец Ахилл!
Почему так больно?! Разве мнение брата для нее что-то значит? Или, может быть, мнение придворных? Нет. Она не уважает этих людей, значит, ей должно быть все равно. Но почему ей не безразлично?!
– Мама! – прорыдала она. – Мамочка! Почему ты не забрала меня с собой?
Но обращаться к маме выходило плохо: Клеопатра совсем не помнила ее.