Скотина…
Наш дом у реки, а на другом берегу – поле. Называется Верона. Не знаю почему, наверное, потому, что бывший хозяин угодий был итальянцем, и еще потому, что там много небольших озер и прудов. На Вероне хозяйничает стая дерзких бродячих собак.
Дуня-дурочка сначала тявкала на собак с нашей стороны, но те или не слышали, или делали вид, что не слышат – много чести обращать внимание на какую-то шныряющую туфлю. И вот Дуня, осваивая территорию, научилась переходить реку по шаткому мостику. С упорством спортсмена-олимпийца она ежедневно прибавляла новые сантиметры, мелко перебирая своими лапками-карандашиками. Наконец она добралась до противоположного берега и ступила на чужую территорию. Завидев невдалеке чужих собак, она стала звонко тявкать. Псы переглянулись и двинули на тявкающую Дуню «свиньей».
– Гыы, – ухмылялся вожак с рваным ухом, – гыыы. Гля, муха, гыы.
Мы застыли на нашем берегу – перебраться никак невозможно, мостик ветхий, вокруг даже на машине точно не успеем, стали кричать, шуметь, чтобы отвлечь от Дуни стаю. Но та вкрадчиво и грозно шла, напряженно пригнув головы, не обращая на нас внимания.
Дуня, конечно, осознала, что влипла, только – какая молодец! – виду не подала, стала месить лапками землю, как конь перед боем, и продолжала тявкать, правда уже скорей жалобно.
Рваное Ухо ускоряется, уже не идет, а бежит, скачет, несется, за ним вся стая. Дуня визжит. Я закрываю лицо руками.
И вдруг над рекой, над нашим кварталом, над Вероной, отталкиваясь от всех поверхностей жестким четким эхом, разносится раскатистое, басовитое, мощное, командное:
– Р-р-р-ргав!!!
Рваное Ухо резко тормозит и буксует по песку. Собаки сваливаются друг на друга и в кучу от неожиданности.
– Ша! – замирает вожак стаи и, обращаясь к Дуне, галантно: – Мадам, шо ж вы раньше не сказали, хто вы? Виноваты. Неувязочка вышла. Как грицца, готовы искупить. Мы же не знали, что вы – дама Черного. Так бы и сказали, мадам.
– Мадемуазель! – хамовато тявкает в ответ Дуня, разворачивается и медленно перебирается по ветхому, шаткому мостику на нашу сторону, стараясь сохранить величественную осанку.
Стая зароптала: «Акела промахнулся! Акела промахнулся!» Но вожак рявкнул:
– Цыть! Это мелкая от Черного. Ее не трогать.
Амур еще сонно стоит, смотрит на ту сторону реки тяжело исподлобья, потом зевает и укладывается на траву дремать. Собаки на той стороне, оглядываясь, тихонько ретируются.