– Прошу вас, мой генерал.
– Я высоко ценю вашу щепетильность, молодой человек, сегодня это большая редкость.
Морис совершенно очаровал генеральшу – «Вот что значат семья и хорошее воспитание!» – и стал своим человеком в доме. Раз в месяц его приглашали на прелестные воскресные полдники, которые хозяйка дома называла garden-parties и где бывали сливки алжирского общества.
Если рай когда-нибудь существовал, он наверняка находился в этом красивейшем месте, где-то между Сиди-Феррухом и Зеральдой, так близко и так далеко от Алжира: тянущийся до горизонта пляж с золотым песком, роща клонящихся к земле приморских сосен, группы пальм, море опалового цвета, первозданная тишина, нарушаемая легким, как шелк, ветерком. Здесь человеку казалось, что он присутствует при рождении мира, как наш праотец Адам. В это беззаботно-счастливое августовское воскресенье 1939 года Кристина проглядывала газету, Нелли загорала, Морис и Йозеф занимались серфингом.
– «Мы стоим на краю. Мы не сумели остановиться, пока еще было возможно. Европа скоро взорвется», – прочла вслух Кристина.
– Выбрось газету, не отравляй себе жизнь, лови минуты счастья, – не открывая глаз, посоветовала Нелли.
– Возможно, это наше последнее мирное воскресенье.
– Эй вы там, лентяйки, идите купаться, – звали из моря Морис и Йозеф.
В начале сентября Гитлер захватил Польшу. Все этого ждали и все-таки удивились, Франция и Великобритания объявили Германии войну. Жесточайшее лобовое столкновение стало неизбежным. Новый Верден, или тотальное уничтожение человечества. Почти год ничего не происходило. В Алжире по-прежнему слушали новости по радио, хорошими их назвать было нельзя, но это никому не мешало работать, ходить на танцы, есть всей семьей мороженое. Людям хотелось еще хоть немного пожить спокойно, и они постепенно привыкали к «странной» войне. Некоторые предсказывали, что настоящих боевых действий не будет, все устроится путем тайных переговоров: заключили же, в конце концов, Германия и СССР пакт о ненападении.
Кристина не теряла надежды:
– Никто не хочет умирать за Данциг или Польшу. Еще есть шанс сохранить мир.
Была объявлена всеобщая мобилизация. В срочном порядке сформировали 19-й армейский корпус. Мориса приписали к 1-й алжирской пехотной бригаде, одной из двух частей, которым не грозила отправка в метрополию, а позже перевели ординарцем в штаб. Только близкие знали, как ему удалось это провернуть. На сей раз он был на редкость неразговорчив и скуп на детали, – видимо, «наверху» порекомендовали держать язык за зубами.