– Чем выше, тем прохладнее. Парадокс? – Эти слова предназначались не Шенынуну, а слухачу в гнездовье Зеленца. Обычные существа, даже боги, на таком удалении ничего услышать не способны. А вот слухач уже наверняка пересказывал сообщения с небес двум сидящим наготове памятникам. Чтобы полученные знания навсегда сохранились для ученых.
Между тем, холод усиливался. Шенынуна начал бить крупный озноб. А кроме того – ему становилось все труднее и труднее дышать. Эта напасть нарастала плавно, по чуть-чуть, почти незаметно, пока страж богов вдруг не осознал, что хватает воздух широко раскрытым ртом, делая вдохи часто, как воробей, – но все равно не может надышаться.
– Здесь мало воздуха, – сообщил он повелителю. – Совсем мало.
– Или он стал другим… – Ответ бога показался ему медлительным и вялым, словно пробившимся через густой костный студень.
Нуар оглянулся на Повелителя Драконов, снова посмотрел вниз, не различая теперь ничего, кроме белого покрывала с темными разводами, похожего на слой первого выпавшего снега, пока еще очень тонкий и не способный полностью укрыть неровную, разноцветную почву. При взгляде вверх он сделал и вовсе невероятное открытие: небо стало черным!!! Мало того – на нем то тут, то там проглядывали знакомые ночные звезды.
– Посмотри туда, повелитель! – вскинул руку нуар. – Смотри!
Однако на этот раз Дракон не ответил вообще. Он заснул, как всегда засыпают боги с приходом в гнездовья зимних холодов.
Шенынуну тоже пришлось несладко. Все его тело давно покрыли мурашки, ноги и руки начали неметь, щеки и нос потеряли чувствительность. Чтобы хоть немного разогнать кровь, он подергал конечностями, насколько позволяли размеры норы в корне лилии, покрутил плечами, растер уши. Снова выглянул наружу.
Мир вокруг стал черным и мрачным, как сама ночь, со всех сторон звезды кололись, точно шипами, яркими острыми лучиками. Солнце же било по глазам словно плетью, обжигало кожу лица и рук, испепеляло короткие волосы, но при всем при том… Оставалось холодным! Шеньшун мерз и горел одновременно, коченел от холода и покрывался ожогами.
Лилия тоже выглядела престранным образом. В тени ее поверхность покрылась изморозью, переливчато сверкая в свете звезд всеми стеблями, шарами и крылаткой; на повернутой к солнцу стороне – прозрачно светилась, словно гигантская росинка на листе молодой осоки, и испускала слабый парок.