Папа окликнул меня со своего места во главе стола, и я помахала ему в ответ. Даже издалека было видно, что он уже навеселе: лицо красное, глазки блестят. Он редко пил: мама была трезвенницей, и он, я так думаю, не хотел ее огорчать. Мама ни разу не прикоснулась к спиртному, по крайней мере, при мне. Иронично, что познакомились они в баре. Правда, дело было воскресным утром.
Родители любили рассказывать о том, как познакомились, – при любом удобном случае, не только на свадьбах. Их встреча была из разряда предназначенных судьбой. Утром первого января мама с подругой Лидией сидели в холле гостиницы «Нью-Йорк Плаза» за парой безалкогольных коктейлей «Ширли Темпл». Идея зайти в бар принадлежала Лидии: нужно было убить время перед началом спектакля. Тут входит мой отец. Он вернулся в бар за газетой, и оказалось, что она завалилась под тот самый столик, за который сели подружки. Папа был в Нью-Йорке проездом по пути из Саванны, штат Джорджия, на один из островов у побережья штата Мэн, где он собирался работать пожарным и тренером школьной баскетбольной команды. Он попросил маму передать ему газету.
Мама утверждает, что ее ответ был для нее совершенно нехарактерным. Она пригласила этого южанина в драном комбинезоне и с хвостиком сесть к ним за столик: у него было детское лицо и ярко-синие глаза. Он обращался к ней «мисс» и совсем не походил на того молодого человека, за которого моя мама могла бы выйти замуж: он не был богат, не думал о карьере и даже не был евреем.
Папа тоже заказал себе «Ширли Темпл», а мама сбежала в туалет, закрылась в кабинке и зарыдала в отчаянии, что жизнь без этого парня будет не та.
Вернувшись за столик, мама сделала отцу предложение забыть свои планы и остаться с ней в Нью-Йорке: она родит ему детей, воспитает их в правильной вере, а он на ней женится. Или не женится, пусть только не уезжает.
– Эмми! – раздался зычный голос отца. – Что ты там стоишь? Иди сюда. Дай поцелую тебя, моя маленькая красавица.
Я терпеть не могла, когда он называл меня «маленькой красавицей». Это несправедливо: отец ростом метр девяносто три, а я – всего метр шестьдесят. Бэррингер ничего не заметил: он разговаривал со знакомыми по школе и, похоже, забыл обо мне.
Мы обнялись.
– Пап, что тут происходит?
– Меня прозвали мистером Мускулом, – ответил он, показывая на футболку. – Круто, правда?