Спустя некоторое время в палату вошла медсестра, аккуратно держа
укутанного в пелёнки малыша. Она осторожно передала его в руки
Джейн.
— Вы решили, какое имя ему дадите? — тихо, чтобы не разбудить
ребёнка, спросила медсестра. Дэвид вопросительно посмотрел на свою
любимую, давая право выбрать имя.
Джейн внимательно рассмотрела своего малыша, который лежал у неё
в руках. Он был такой крохотный, с белым пушком на голове. Наконец,
перестав его рассматривать, мельком кинув взгляд на мужа и чему-то
улыбнувшись, она повернула голову к своему любимому и спросила.
— Мне кажется, что ему лучше всего подойдёт Алан.
— Алан… Алан Шни, — покатав на языке имя своего сына, он ушел в
себя на несколько мгновений и, очнувшись, сказал.
— Да, дорогая, это имя ему идеально подходит.
Так и началась история пока ещё юного и ничего не понимающего
мага, Алана Шни.
Ещё раз, всем привет. С момента моего рождения прошло около
четырёх лет. Довольно трудно следить за временем, когда твоё тело
всеми возможными и невозможными способами мешает тебе в этом. Ох…
как я намучился с ним, пытаясь взять полный и безоговорочный
контроль над этим смутьяном в свои пока ещё хрупкие и далеко
нетвёрдые руки.
Сейчас я попытаюсь в общих чертах кратко ввести вас в курс дела
и рассказать, как, собственно говоря, и прошли эти года.
Ну, если начать с самого начала, то своё рождение я запомнил
смутно и частями, в те тёмные времена проблемы с телом были как
никогда актуальны. И невзлюбили мы друг друга, можно сказать, с
моих первых мгновений жизни, хотя порой мне кажется, что оно просто
слегка на меня обиделось за те попытки вмешаться в его развитие,
потому что никак иначе объяснить это я не могу.
В общем когда я пришёл в сознание после моего рождения, меня
ждали просто потрясающие ощущения, в которые входило: расплывчатое
вдобавок ко всему перевёрнутое зрение, какофония из звуков и
отсутствие ориентации в пространстве как таковой, плюс ко всему
можно прибавить и дикую усталость вместе с головокружением,
благодаря которому я ловил «вертолётики» и скоропостижно терял своё
сознание. Хорошо, что самые сильные приступы длились от силы дня
три, но они запомнились и отпечатались в моей памяти на всю
жизнь.
Да и по большому счёту, ничего интересного с самого момента
моего рождения не происходило и я не хочу особо вас утомлять
рассказами, как я лежал в своей детской кроватке и превозмогал,
пытаясь хоть немного начать двигаться и какое унижение я испытывал
за все те месяцы моей вынужденной недееспособности. Почему я
испытывал унижение, думаю, и так понятно, но, кроме всех неудобств
и лишений, которые я на постоянной основе испытывал на себе,
находясь в детском теле, были и несомненно светлые моменты, о
которых я предпочту скромно умолчать, навечно отложив их в своей
памяти.