Как уже говорилось, я решительнейшим образом приударял за милой его сердцу мадам Вобан, а Юзефа моя, в свою очередь, интриговала с самим князем. И в этих обоюдных усилиях мы достигли немалых в общем-то результатов.
Как я уже говорил, я не знал тогда, что Юзефа находилась в тайной переписке с нашим государем, но я заметил, что она послеживает за мной и любит рыться в моих бумагах. Тогда я это приписал тому, что она ревнует к отношениям моим с наипрелестнейшей мадам Вобан, подозревая подлинную страсть. Я пробовал разуверить Юзефу. Но она не оставляла своих регулярных досмотров.
Теперь-то я понимаю, что Юзефа действовала по распоряжению Александра Павловича, но то было время хоть и суровое, но романтическое, и я был ещё романтик и не подозревал истинных мотивов поступков Юзефы.
Итак, мы атаковали князя Понятовского и пассию его. Должен признаться, что первой добилась успеха Юзефа. Воинственный князь сдался первым, не выдержав волшебных чар жены моей. Это только подстегнуло меня, и я со всёусиливающимся упорством продолжал действовать, и вскоре пала прельстительная крепость, именуемая мадам Вобан.
Сходясь в супружеской нашей постели, мы неизменно делились достигнутыми результатами и обменивались добытыми сведениями. Должен сказать, что мадам Вобан почему-то оказалась менее болтливой, чем военный министр герцогства, но, конечно, и от неё я узнавал в итоге массу полезного, захватывающего и даже представляющего чрезвычайный международный интерес. Но всё-таки моя прелестная валькирия Юзефа, признаюсь, частенько опережала меня; на первых порах, во всяком случае.
А сейчас позволю себе одно маленькое отступление.
В первых числах октября 1811 года Варшаву прибыл инкогнито, с тайным визитом, новоиспечённый полковник Мишо (в будущем граф российской империи и генерал-адъютант) – в ту пору он состоял в свите Его величества Александра Павловича по квартирмейстерской части.
Остановился Мишо у нас, в особняке Валевских, под видом пьемонтского путешественника (он и был родом из Пъемонта).
Истинной цели своего визита Мишо никоим образом не разглашал, отделываясь разного рода фантазийными объяснениями. Soit!
На сей раз истину открыла обычно малословоохотливая мадам Вобан.
Наконец-то я с величайшим трудом и после многократнейших усилий добился от неё полнейшей физической взаимности. И вот посреди самых настоящих любовных утех, мадам Вобан вдруг чрезвычайно игриво округлила живые игривейшие свои глазки, даже подмигнула, а затем шепнула мне на ушко: