– Теперь у меня появилась цель и смысл жизни.
Они шли, меся песок. Кирилл – мощными ботинками космонавта и начальника безопасности, Жак – легкими кроссовками. Частенько мужчины прикладывались к бутылкам с водой. Несмотря на вечер, Либертас светила довольно жарко.
Сутки на Тайле длились двадцать три часа, зато год – триста восемьдесят один день. Так что период обращения вокруг звезды, и у Земли, и у Тайлы – были равны. По Земному календарю шел две тысячи триста пятидесятый год, но Рекс первый, несмотря на счастливое совпадение, за которое Тайлу называли близняшкой Земли, ввел собственное летоисчисление. Шел девяносто седьмой год от колонизации.
Песок и глина нехотя уступили невысокой мягкой траве. Идти стало легче. Витающая в воздухе пыль сменилась свежим запахом растений. Послышался гул вертолетов, Жак мелко задрожал.
– Ложись! – приказал Кирилл, отбрасывая пакет метров на двадцать в сторону.
Жак послушно распластался на траве. Через мгновенье он удивленно крякнул, когда звездолетчик улегся сверху. Автомат больно давил в спину, но что-то спрашивать водитель побоялся.
Вертолет пролетел в полсотни метров над ними. Кирилл поднял глаза, следя за удаляющимся хвостом летающей машины.
– Будем лежать, пока они не вернуться, – сообщил он.
– Нас высматривают, твари, – прокряхтел Жак. – Завтра от флаеров будем прятаться. Если доживем.
– Ты заканчивай со своими пророчествами, – хмыкнул Громов, – а то уже докаркался до вертолетов.
– Я предупреждаю, – хрипло, словно и правда был вороной, парировал Жак. – Может все-таки слезешь с меня?
– Нет, так мягче лежать.
– Теперь я знаю, за что тебя упекли в тюрьму.
– М-м?
– За наглость и цинизм.
– Если бы за это сажали, на свободе остались бы только святые врачи с планеты Кришна.
– Не знаю таких.
– Я тоже, – легко согласился Кирилл, – но слышал. Кончай болтать, мало ли какие у них датчики. Вроде возвращаются.
Жак замолчал. Он даже не пытался посмотреть в небо. Француз чувствовал, как щека полностью переняла рельеф земли и травы. Руки онемели, спину ломило с каждой секундой сильнее.
Только через пять минут после того, как гул вертолета стих, Кирилл сполз с попутчика. Жак с трудом перевернулся на спину, и взглянул на Громова. Звездолетчик, от подошв ботинок до воротника, был зеленым. Только бледное лицо, кисти и черные волосы портили эту цветовую гармонию.