Он старый — вот и объяснение.
Память у старого человека не длиннее штырька, который Алексу с таким трудом удалось внедрить в плоть манжета. Она и на ровном месте может споткнуться, в спокойной обстановке, а тут столько событий! Выбор товара, примерка, передача денег, – и про запонки никто и не вспомнил. Зато у Алекса будет возможность присмотреться к ним повнимательнее.
Монеты, припаянные к штырькам, оказались арабскими. Двадцать тунисских франков 1939 года. «Protectorat Français» было выбито на них: «Протекторат Франции». И Тунис, и Франция топтались в кругу затейливого растительного орнамента. Орнамент местами стерся, а припой у основания штырьков выглядел довольно грубо, что выдавало кустарную и не слишком аккуратную работу. Несмотря на это, запонки чрезвычайно понравились Алексу. Они были эксклюзивными (любимое словечко синьора Моретти), и при желании вторую такую пару запонок не найдешь. Они были достаточно старыми, чтобы перекочевать в разряд антиквариата. Интересно, каким образом арабское серебро попало в руки к кладбищенскому сторожу из забытого богом городка в Южном Тироле?
Об этом Алекс и собирался расспросить у синьора Тавиани, отправляясь к нему в свой обеденный перерыв, чтобы вернуть забытые на прилавке запонки.
…Сторож жил в маленьком доме рядом с кладбищем, всего-то метрах в пятидесяти от сложенной из обломков скальных пород ограды. При доме имелся садик с двумя огромными двухвековыми соснами, небольшой клумбой и аккуратной поленницей. И поленница, и клумба содержались в образцовом порядке – так же, как и сам дом, стены которого были выкрашены в бледно-розовый цвет. Дом смотрел на Алекса чисто вымытыми окнами, обрамленными красными ставнями. Взлетев на крыльцо, Алекс несколько раз стукнул в дверь костяшками пальцев и громко произнес:
– Синьор Тавиани!
Ответа не последовало.
– Синьор Тавиани! Это Алекс из магазина мужских сорочек. Вчера вы кое-что у меня забыли… Вы дома, синьор Тавиани?
За дверью по-прежнему было тихо: ни шороха, ни скрипа половиц. Алекс решил, что старик по обыкновению чистит дорожки на кладбище или прибирается в церкви. И уже собирался отправиться на его поиски, когда дверь приоткрылась. Не слишком широко, всего-то на несколько сантиметров, но и их было достаточно, чтобы посчитать это приглашением. Не воспользоваться им было бы глупо, и Алекс, после секундного колебания, толкнул дверь и оказался в маленькой прихожей. В нос ему ударил запах ладана, жженой бумаги и еще чего-то, не слишком приятного. То ли сырой земли, то ли непросушенного затхлого белья.