А я в поле-е-е жита-а-а жала-а-а,
В моем доме-е-е беда-а-а стала-а-а,
Ой, свалился сыночек с печи-и-и-и,
Поломал малы ножки-и-и-и,
Побил плечи-и-и-и…
Я старалась вовсю, чтоб получалось жалостливо, как у вдовы Николаихи, самой голосистой певуньи в нашей деревне. Вероятно, мне удавалась песня, потому что гуси переставали кормиться всем тем, чем были богаты наши сажалки, подплывали к берегу и, как мне казалось, слушали меня. Когда же были исполнены все песни, сочиненные нашим бабаедовским народом, я, не долго думая, начинала сочинять свои собственные:
Я расту на болоте-е-е-е,
Как трава зелена-а-а,
Я гусей тут пасу-у-у,
Вот такая беда-а-а.
Гуси-лебеди, гуси-и-и,
Надоели вы мне-е-е-е, Может, сплю я и вижу-у-у Вас, крикливых, во сне-е-е.
Иногда к сажалкам прибегали мои младшие братишки Саша и Леня. С ними мне было веселее, и, чтобы подольше их задержать, я рассказывала им всякие небылицы про чертей и оборотней, про водяника, которого будто бы собственными глазами видела аккурат посередке сажалки.
– А он гусей не может похватать? – тревожился Саша.
– Не-е, не может! – успокаивала я брата. – Тялоховские гуси – это же самые настоящие черти, родня водянику! Он их не тронет.
– А ты про водяника складывала песни? – спросил Саша и с опаской посмотрел на сажалку.
– Про водяника у меня самая веселая песня.
– Тогда спой! Будем хороводиться…
Мы брались за руки и водили хоровод, горланя на все болото:
Водяник в болоте жил,
Воду в сажалках мутил,
Карасей гонял за квасом, Песни пел лешачьим басом, С жабой польку танцевал —
Рак на дудке им играл, Черти танцем любовались
И до слез захохотались.
Братишкам понравилась моя песня, и они хохотали так, что гуси всполошились. Повторяя строки про водяника, гонявшего карасей за квасом, они падали на траву, задирали ноги кверху, ползали на четвереньках, кувыркались, буйно выражая свой восторг.
В этот же вечер, усевшись на бревна возле забора, вся наша деревенская ребятня распевала про водяника. И вот за ужином братишки выдали мою тайну:
– А Тонька песни разные складывает и спевает гусям.
– Ага! И нам пела, – подтвердил Леня.
– Хорошие песни? – спросил отец.
– Хорошие! Мы от смеха помирали.
– Может, дочка, ты и нам споешь, а то мы ой как давно не смеялись.
Удивительно, но я не оробела, не засмущалась, а очень спокойно, как-будто выступала на сажалках перед гусиной стаей, своим тоненьким, похожим на комариный писк голоском запела не веселую, а самую для меня дорогую: «Я расту на болоте, Как трава зелена-а-а…»