– Вот знать то ты это знаешь, а представляешь ли на самом деле, что это такое?! Это ведь не хухры-мухры, не елки-палки и не черти что, а самый натуральный сосуд!
– Ага, – говорю. – Знаю.
Вижу я чертиков веселых в глазах стариковских. Вижу, что шутку он новую готовит, но не до шуток мне сейчас. Грустно мне очень, а общеизвестно, что для увеселений и забав должное настроение требуется, подходящее.
– До свидания, Петр Архипыч, – говорю я тепло и пожимаю руку.
– Бывай, не пропадай, – понимающе говорит Архипыч и хитро мне подмигивает. – Да не переживай ты так, не убивайся! Все с твоей аллергией решится-поправится. Аллергия что – пшик, пустое место! Это не как у меня – сосуд, а вдобавок – лопнувший.
Иду я дальше и грустно мне еще больше, но не от того, что с Архипычем распрощался, а все по причине той же, что не слышу шелеста тапочек моих. Вновь чувство меня посещает, что и не я это иду вовсе, а другой кто-то, посторонний. Словно завладел этот кто-то телом моим и ногами волосатыми, что идут теперь покорно и позвякивают.
Звонок мрамор коридорный. Много звуков он производит разнообразных. Стучат по нему каблуки туфель. Стучат каблучки чьих-то туфелек. Первый стук мой, а второй… Узнаю я второй этот стук из тысячи других разных стуков. Очень уж приятные ассоциации вызывает он в душе моей и в сердце одиноком.
Оборачиваюсь. Так и есть, не ошибся! Ольга Юрьевна стоит передо мною вся такая хорошенькая, рыженькая, конопатенькая.
– Здравствуйте, Евгений Николаевич, – говорит она тихо и теребит полу халатика своего белоснежного.
– Здравствуйте, Ольга Юрьевна, – отвечаю я. – Здравствуйте и прощайте.
– Выписываетесь? – спрашивает она, и слышу я тревогу в голосе ее приятном.
– Ага, – говорю. – Выписываюсь.
Тут-то Ольга и удивила. Жуликовато озирается она по сторонам, привстает на цыпочки и целует меня прямо в губы, но без языка. Губы у нее мягкие и теплые, молочные какие-то, парные. Неожиданно это все, но хорошо очень, словно миллион я выиграл в лотерею государственную или наследство получил неположенное. Захотелось мне прижать Оленьку покрепче и всю усыпать поцелуями горячими, раскаленными. Вместо этого отстраняюсь я и говорю:
– Лишнее это, Ольга Юрьевна. Пустое.
Смотрит она непонимающе, обиженно даже.
– Зачем вы так, Евгений Николаевич? Зачем ты так, Женя?