Характером он походил на мать, которая была очень доброй, трудолюбивой женщиной.
Мы тогда были совсем молоденькими семнадцатилетними девчонками, и нам нравился этот обстоятельный веселый юноша. Сережа с удовольствием с нами общался, подзадоривал, шутил, всегда улыбался. Бывало, зимой везет дрова, а ему на снегу послание от девушки написано.
Всю жизнь пронес в сердце отец Ипполит любовь к родному селу и его жителям.
Когда батюшка Ипполит вернулся с Афона, он приезжал в свое родное село, подолгу на крылечке беседовал с моей мамой. Говорил: «На Афоне я молился за всё Субботино».
В селе я работала в магазине, и однажды мне не хватило тридцати рублей (по тем временам это были большие деньги). А вечером к нам пришел батюшка Ипполит, посидел с мамой, поговорил, а после подходит ко мне с деньгами: «А вот вам тридцать рублей на козочку».
Я как-то дала ему денег, попросила помолиться за нас, а он мне отвечает: «Я за вас каждый день молюсь».
Батюшка очень хотел построить в родном селе храм (прежний храм Казанской иконы Божией Матери взорвали еще в советское время). Он продал свой домик в селе, а к деньгам даже не прикоснулся – пожертвовал их на храм.
Глинская пустынь… Эта обитель в течение столетий была для наших соотечественников олицетворением высшего христианского подвижничества и нравственного мужества. Наряду с Киево-Печерской и Троице-Сергиевой Лаврами Глинская пустынь служила общему всенародному духовно-просветительному делу и была своеобразным университетом старческого окормления на Руси. Монастырь этот отличался особо строгим уставом.
Здесь совершались две литургии: ранняя с половины шестого утра и поздняя. Согласно 12-й главе Глинского устава, четыре раза в неделю читали акафист: во вторник – святой великомученице Варваре, в четверг – святителю Николаю, в субботу – Пресвятой Богородице, в воскресенье – Спасителю или Божией Матери перед чудотворной иконой.
За богослужениями поминали всех благодетелей обители. Вкушение пищи и пития после вечернего правила монахам не разрешалось. Отступать от правила позволялось лишь по благословению старца, но после вкушения пищи монах совершал малое повечерие с вечерними молитвами. В половине первого ночи инок вставал на утреню, которая продолжалась до половины пятого утра и дольше. Вечерня начиналась в четыре часа вечера, в пять часов был ужин, в шесть – повечерие. Только в семь или восемь часов вечера для большинства иноков наступало свободное время, которым они могли распоряжаться по своему усмотрению. Обычно оно уходило на чтение святоотеческих книг, исполнение келейного правила, на беседу со старцем и т. д. А в полночь снова вставали на молитву.