– Одна минута. Полная боеготовность.
– Генерал! – Чтобы определить, чей это голос, де Сойе пришлось вновь опустить визор. Голос принадлежал лейтенанту службы наземного слежения. – Возмущение во всех полях! Открывается не только Сфинкс, но и Монолит, Дворец Шрайка, Нефритовая Гробница…
– Молчать! – рявкнула Барнс-Эйвне. – Тридцать секунд. Мы все видим.
Де Сойя спохватился: девочка выйдет из Сфинкса – и ей предстанут три фигуры в боевых скафандрах, с опущенными визорами. Что ж, поговорить им скорее всего не удастся, но человеческое лицо перед тем, как заснуть, она увидит.
– Пятнадцать секунд. – В голосе генерала наконец-то прозвучало волнение.
Де Сойя поднял руку в перчатке, защищая глаза от когтей песка, моргнул, прогоняя слезы. Двери Сфинкса начали открываться вовнутрь, в темноту. Капитан с доктором Чаткрой шагнули вперед. Сейчас было бы кстати инфракрасное изображение… Но нет, он не опустит визор.
В темноте что-то шевельнулось. Де Сойя удержал врача:
– Подождите.
Тень обрела очертания, превратилась в ребенка. Девочка. Ниже ростом, чем ожидал де Сойя; ветер треплет волосы…
– Энея, – позвал капитан, удивляясь самому себе: ведь он не собирался ни окликать ее, ни тем более заговаривать. Девочка подняла голову и посмотрела на де Сойю. Во взгляде не было страха – только тревога и печаль… – Энея, не пугайся…
Из-за спины капитана выскользнула доктор Чаткра со шприцем в руке. Девочка попятилась.
Капитан де Сойя различил во мраке Гробницы еще одну фигуру, и тут раздался первый крик.
До тех пор, пока я не очутился в лабиринте, мне и в голову не приходило, что я подвержен клаустрофобии. Но этот безумный полет сквозь непроглядную тьму, это погружение в катакомбы под ненадежной защитой силового экрана, это чувство, что кругом только камень и мрак… Двадцать минут спустя я отключил автопилот, посадил ковер-самолет, снял экран, встал, сделал шаг в сторону и заорал во все горло.
Потом схватил фонарь и начал водить лучом по стенам. В каменном коридоре было чертовски жарко. Наверно, я глубоко под землей… Ни сталактитов со сталагмитами, ни летучих мышей; голые стены уводящего в бесконечность туннеля. Ковер-самолет в свете фонаря казался половой тряпкой. Неужели я ненароком стер программу автопилота? Если так, мне крышка. По дороге сюда было столько поворотов, что я не запомнил бы их, даже если бы очень постарался.