– У вас найдется хорошее вино? К этому блюду пойдет красное.
– В винном погребе, наверно, есть, но я в нем не разбираюсь.
Я заметил бутылку красного в углу кухни.
– А это?
– Ах, да. Наверно, Олаф принес.
Она подошла, чтобы прочесть этикетку.
– «Кло-вужо» две тысячи третьего года. Это хорошее?
– Замечательное, откройте-ка.
Я сам удивлялся своему развязному обращению с ней.
– Мы будем ужинать в кухне или в столовой?
В кухне не было французских окон, что и определило мой выбор. Сигрид, которую наверняка звали не Сигрид, поставила приборы. Я сварил макароны и подал все на стол.
– Очень вкусно, – вежливо проронила она.
– Съедобно. Я приготовил много, чтобы осталось на завтра. Это блюдо становится вкуснее, когда постоит.
Я думал огорчить ее перспективой есть и завтра. Она же, воспользовавшись этим предлогом, едва прикоснулась к еде: «Вы же сказали, что завтра будет вкуснее».
Меня всегда раздражали женщины, которые не едят, а ковыряются в тарелке. Я чуть было не сказал ей об этом, но одумался: нельзя откровенно хамить человеку, который так любезно принимает меня в своем доме и угощает «кло-вужо» 2003 года.
– Это, знаете, замечательное вино.
– Наверно, – кивнула не-Сигрид, отпив глоток. – Мой вкус недостаточно тонок, чтобы его оценить.
– Вам не нравится?
– Не так, как хотелось бы.
– Понятно. Вы экстремистка – шампанское и только шампанское.
– Вот именно.
Я по-прежнему не решался спросить, как ее зовут. Мне до того хотелось это знать, что от чрезмерного любопытства вопрос прозвучал бы слишком интимно. Однако было еще немало вопросов, которые меня так и подмывало ей задать: кем был Олаф, кто, по ее мнению, я, какие общие дела нас связывали? Вот эти темы и вправду были табу. По сравнению с ними область ономастики представлялась вполне безопасной. Возможно, было даже невежливо не спросить ее об этом.
– Как вас зовут?
Она улыбнулась:
– Как вам хочется.
– Что-что?
– Как бы вы хотели, чтобы меня звали?
– Какая разница, чего бы я хотел? Скажите мне ваше имя.
– У меня его нет. То, что значилось в паспорте, так ко мне и не пристало. У матери был склероз, и она звала меня каждый день другим именем. Отец и брат вообще никак не звали. А в школе ко мне обращались по фамилии, которую я, к счастью, сменила.
– Почему к счастью?
– Потому что моя фамилия была Батист. Это мужское имя. Странно себя чувствуешь, когда тебя кличут Батистом.