Настырная Надя, несмотря на протесты уже вполне оклемавшейся после родов Катерины, притащила Андрюшку к матери и велела кормить.
– Не буду, – женщина смотрела в стену.
– Как так? Пусть подыхает?!
– Дайте смесь.
– Ты меня будешь учить?! Родила – значит, корми!
Катя скрестила на груди руки и посмотрела на настырную тетку исподлобья.
– Нет у меня молока.
От давления груди проснулись: белая жидкость намочила халат и даже прижатые к нему руки.
– Кормить станешь, придет!
– Идите уже! Не буду!
Старуха обозленно положила сверток с ребенком рядом с неразумной мамашей и вышла за дверь. Палата в изумлении наблюдала за разыгравшимся спектаклем. Ждали, когда мать наконец одумается и возьмет на руки дитя. Но Катя к нему даже не прикоснулась.
Андрюшка, оказавшись рядом с мамой, почувствовал ее аромат: молочный и пряный. Он закряхтел, задвигал головкой и стал ловить воздух губами.
– Тебя же ищет! – упрекнула Катю соседка.
– Пусть.
– Мальчик?
– Да.
– Давай себе заберу! – как маленькую, припугнула она Андрюшину мать. – У меня девочка родилась. Вдвоем веселее.
– Бери, – Катя пожала плечами.
– Ну, ты вообще, – обиделась женщина, – с тобой как с человеком…
Не ответив, мать Андрюшки плотнее запахнула халат и стремительно вышла в ванную комнату.
Она почти бежала по знакомому коридору. Торопилась как на пожар.
– Мамочка, вы куда? – молодой медбрат в голубом костюме возник у нее на пути.
– В ординаторскую.
– Дорогу показать?
– Сама знаю.
Она свернула направо и прошла мимо предродовых палат, удивляясь собственному самочувствию. Пятые роды оказались легкими – пятнадцать минут на столе, и все. Осталась только неприятная слабость, но это ее не беспокоило. Пройдет. Чепуха. В первый раз, помнится, промучилась больше суток. Схватки то возникали, то замирали, стимулировать никто не думал. Кесарево делать – и подавно. Для этого врачам надо было заплатить, а у нее, обычной заключенной из женской колонии, не было ничего. Ей казалось тогда, они с малышкой обе умрут. Девочка от недостатка кислорода, а она от невыносимой и бесконечной боли. Нет, выжили. Только что толку? Все равно ребенка у нее тут же забрали, перевели в дом малютки при колонии, а самой дали чуть-чуть отлежаться и тут же в камеру. А она до сих пор не забыла чудесную белокурую девочку с вьющимися, как у деда, волосами. Даже странно, что малышка совсем не была похожа на своего отца – чернобрового красавца. Предателя.