– Ничего незаконного в наличии офшорных счетов нет, – сказал он как можно небрежнее.
– Незаконного? – переспросил Паук. – Надеюсь, что нет. В смысле, если обнаружу что-то незаконное, я ведь обязан сообщить об этом куда следует.
Грэм Коутс взял со стола ручку и тут же положил обратно.
– А, – сказал он. – Как ни приятно с тобой болтать, беседовать, время проводить и всячески компанию водить, Чарльз, подозреваю, что каждому из нас пора вернуться к работе. Работать и родить, в конце концов, нельзя погодить. Не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня.
– Жизнь нелегка, – продолжил Паук, – но я балдею от радио[22].
– Как скажешь.
* * *
Толстяк Чарли начал ощущать себя человеком. Боль ушла; медленно накатывавшие волны тошноты отступили. И хотя он еще не был убежден в том, что мир – это чудесное радостное местечко, он уже покинул девятый круг похмельного ада, и это было хорошо.
Во владение ванной вступила Дейзи. Он слышал, как из-под крана побежала вода и как там обстоятельно плещутся.
Он постучал в дверь.
– Я здесь, – сказала Дейзи. – Ванну принимаю.
– Знаю, – сказал Толстяк Чарли. – В смысле, я не знал, но как раз подумал, что ты там.
– Да? – спросила Дейзи.
– Я просто подумал, – сказал он через дверь, – подумал, зачем это ты вернулась. Прошлой ночью.
– Ну, – ответила она. – ты порядочно перебрал. Мне показалось, твоему брату нужна помощь. Этим утром мне на работу не идти. Вуаля.
– Вуаля, – повторил Толстяк Чарли. С одной стороны, она его пожалела. А с другой – ей понравился Паук. Да. Чуть больше суток прошло с тех пор, как у него появился брат, и уже понятно, что сюрпризов в новых семейных отношениях не будет. Паук крут, а он – ни то ни се.
– У тебя прекрасный голос, – сказала она.
– Что?
– Ты пел в такси по дороге домой. «Unforgettable». Было здорово.
Ему удалось вытеснить инцидент с караоке из памяти в какой-то темный закоулок, куда складывают то, что причиняет беспокойство. Теперь он все вспомнил, а ему этого не хотелось.
– Ты был великолепен, – сказала она. – Споешь мне потом?
Толстяк Чарли отчаянно размышлял, но от этих размышлений его спас звонок в дверь.
– Кто-то пришел, – сказал он.
Он спустился, открыл дверь, и стало еще хуже. Мать Рози пригвоздила его взглядом, но не сказала ни слова. В руке она держала большой белый конверт.