Воспользовавшись этим упущением, герцог старательно подобрал для Яны весьма специфический курс наглядных пособий (скульптура, живопись, поэзия и проза). Ничего не скажешь, он состоял исключительно из классики, небесной и земной, но эта классика, вместе взятая и по отдельности, категорически не годилась для девочки двенадцати лет, которой рано было столь углубленно, долго и подробно знакомиться с иными сторонами взрослой жизни. И которая, как в том возрасте сплошь и рядом бывает, уже начала проявлять робкий интерес к этим самым сторонам и успела пару раз поцеловаться…
Все эти «пособия», до одного, имелись в отчете (где, начиная с того момента, бумаги помечались уже гораздо более высокой степенью секретности, предназначаясь лишь для обоих принцев, Канцлера, начальника его разведки и Гаудина). Книги Сварог даже бегло читать не стал – он знал несколько названий, парочку одолел в свое время, а что до остальных – хватило иллюстраций. Альбомами Седеса и Каранто, пусть они и великие художники, следовало долго и старательно лупить по голове того, кто их подсунул двенадцатилетней девчонке, пусть и выглядевшей старше своих лет, – как и увесистым томом сонетов Жега Маделара. Ну, и все остальное было того же пошиба. Все было рассчитано на то, чтобы мягко и ненавязчиво, вливая отраву по капельке, оказать на девчонку определенное действие и как следует разжечь неподходящее в ее возрасте любопытство…
По этому, с позволения сказать, курсу изящных искусств Яна занималась четыре месяца – как кое-кто и рассчитывал, с большим интересом, даже резко сократив поездки в Каталаун. Естественно, у нее возникало много вопросов – на которые учитель отвечал подробно, тактично, деликатнейшим образом подбирая слова. Что служило очередными капельками яда. Ни разу за эти месяцы герцог не попытался выйти за рамки отношений «учитель-ученица». Потом стало ясно, что это не самодеятельность записного педофила, вздумавшего украсить свою коллекцию редкостной жемчужиной, а заговор, и серьезный – но позже, гораздо позже… А пока что меж девочкой и мэтром установились весьма доверительные отношения и разговоры шли очень уж откровенные – ну не с кем взрослеющей девочке было откровенно поговорить о некоторых вещах – не с фрейлинами же. Тем более что к тому времени Яна уже порой перешептывалась с подругами о том и о сем, чего благонравные девочки из хороших семей вроде бы еще знать не должны. Однако любой дворец – никак не монастырь, тут даже юные девицы невольно насмотрятся и наслушаются всякого. А герцог искусно вел свою партию – так что Яна, как со многими до нее случалось,