– Наконец-то я понял, – взгляд монаха лучился мрачным торжеством. – Какие же хитрюги были наши предки! Зашифровать в каноне исконников заклинание – это очень по-валатски! А я все думал, почему в униатской церкви читают жития святых, а у нас – великих грешников. Как там обычно говорят? Душу отмолить? Дать шанс на искупление? А, белыми нитками шито! В каноне – двести имен. И все такие, как наша Катаржина. Только представь, какая армия получится? Целое призрачное воинство! Тогда-то уж Валация расправит плечи!
Завизжали скрипки из оркестровой ямы. Бархатные края занавеса разъехались в стороны.
Ловицкий! Сердце Клемана забилось от ярости. Сколько раз таращился на него со страниц газет этот напомаженный мерзавец! И вот он. Здесь, рядом, в полусотне шагов. Одутловатые щёки разложены по накрахмаленным брыжам: ни дать, ни взять – кабанья голова на блюде. Эх, в эту бы башку, да из «Аузрума» разрывным патроном!
Клеман в сотый раз огляделся по сторонам. Да где она, где?
– Чего ёрзаешь, чума? – прошипел сосед, пожилой усач в почтмейстерской шинели.
Не придёт она. Точно не придёт. Вацек тоже хорош – демону верить.
Граф замер на краю сцены, обводя взглядом зал. И тут белоснежную рубаху рассекла алая полоса. Из партера раздались испуганные крики и разреженные хлопки аплодисментов – видно, какой-то простак решил, что это часть спектакля.
Ловицкий пошатнулся. Второй невидимый удар окрасил кровью широкий воротник. Голова графа нелепо запрокинулась, и он рухнул навзничь. Ручейки крови побежали по мраморным ступеням.
Ай да Окаянница!
Вот тут уж началось светопреставление. Зал взорвался испуганными воплями, рыданиями, руганью. Визжали женщины. Кто-то из жандармов начал палить в воздух – очень хотелось верить, что в воздух.
Люди бросились прочь. Клемана почти сразу же оттёрли к стене. В глазах потемнело.
– Пожар! – взвился над толпой испуганный крик.
Из распахнутых входных дверей в зал валил густой, невероятно едкий дым. Клеман обернулся – и понял, что за кулисами искать спасения тоже не получится: бордовый край занавеса расцвёл огненными языками.
Прикрывая лицо лацканом пиджака, он бросился вперёд.
Усач, не отстававший от Клемана, неожиданно начал шарить руками по стене.
– Эй, курсист, тут гримёрка была, – прокричал он сквозь кашель. – Вдруг пересидим?