Тьма сгущалась вокруг «паука» уже не как чернила, а как густой вязкий кисель. Агат чувствовал, что точка пульсирует, словно там, во тьме, бьется невидимое гигантское сердце, бьется, трепещет, дрожит. Проскочить! Проклятье, только бы проскочить!.. В кабине уже воняло горелой смазкой; лапы стрекотали бешено, а Агат уже не разумом, инстинктом осознавал, что совсем скоро надо будет тормозить, чтобы развернуться. Он не первый раз проходил восемнадцатую точку. И даже не десятый. У него получалось, его ставили на этот маршрут. Обычно ставили ребят постарше…
По-джаа-луц-ста, поджаалуцста, по-джаа-луц-ста, поджаалуцста – Агат чуть снизил скорость, стараясь не задумываться, почему свет фар машины вязнет в фиолетовой густой мгле, потом скинул один турбо до нуля, потом двумя ногами нажал на тормоз и затем выполнил фокус, который показал ему когда-то Стас и который он усвоил в совершенстве: разворот до полной остановки. Правый рычаг – полностью вперед, левый – до предела назад; «паук» выполняет балетный пируэт, затем делает исполинский шаг всеми правыми ногами, выходя на нужную траекторию. И – марш! Бегом отсюда, машинка! «Паук», кажется, не против – десять секунд, переход на турбо, и долгожданное – поджаалуцста, поджаалуцста, поджаалуцста, поджаалуцста!!! Бежим! Мы бежим! Мы вырвались, мы спаслись!..
…Жалко, что Стаса и Вита забрали. Когда они в один прекрасный день не пришли на работу, Агат имел глупость спросить у Отца: почему? Отец дал ему затрещину и объяснил, что это не его, Агата, дело. Позже Сталь сказал, что они курили. Табак? – изумился тогда Агат. За табак не забирали. Штрафовали, ругали, могли на приходе высечь – но не забирали. Безмозглый ты, ответил тогда Сталь. Нет, не табак. «Дуру» они курили. А за «дуру» сам знаешь, чего положено.
Агат знал чего. И знал, что ни он, ни кто-то еще больше никогда ни Стаса, ни Вита не увидит. И что и сына Стаса, и близнецов Вита теперь будут проверять всю жизнь: а ну как переняли от отцов склонность? По шестнадцать лет было Виту и Стасу, взрослые мужики вроде бы, и вон как ссыпались… Плохо, что так вышло. Что они оказались такие глупые. Для чего они вообще потянулись к «дуре»? И свои жизни погубили, и детей своих.
Но всё равно почему-то их жалко.
Тса-ди-ки-та, по-джаа-луц-ста, тса-ди-ки-та, по-джаа-луц-ста… Машина двигалась всё медленнее, затем Агат остановил «паука» и вернул турборычаг в положение «ожидание». Подождал, пока «паук» втянет пять лап, отстегнулся, вытер мокрый лоб рукавом. Всё, можно ехать дальше. Первый круг есть.