– Я, наверное, всё ещё сплю, – думал Даниэль, переводя взгляд с птицы на тигра и обратно. Но услышав позади себя ржание и фырканье Лионора, понял, что видит это наяву. – Каким образом вы, можете быть мне роднёй? – наконец, выдавил он из себя слова, застрявшие в горле.
– Можем, Даниэль, – произнесла птица. – Мы по своей воле обращённые.
– Из кого? И зачем? – удивился Даниэль.
– Из людского обличия, по причинам… личным, – не хотела говорить птица, попытавшись что-то утаить.
– Какие такие личные причины могут толкнуть на обращение по своей воле? И есть ли обратный путь?
– Нет. По крайней мере, ранее таких прррецедентов не случалось. Пррричины, по которым мы прошли этап перехода, не позволяют нам верррнуться к людскому виду, – заговорила тигрица. Даниэль вздрогнул.
– И давно вы в этих… обличиях? – Моя названая сестра давно, уже больше двадцати лет, а я скоро буду отмечать десятый год, – ответила тигрица, переходя грациозной поступью мягких лап ближе к подножию дерева и усаживаясь под ним.
– А кем вы были до обращения? – Даниэль задумчиво свёл брови, пытаясь вспомнить, кого из родственников он мог утратить, отряхивая с себя куски налипшей грязи.
Тигрица подняла косматую голову и посмотрела на птицу, сидящую на одной из веток.
– Я спросил что-то неуместное? Если вы не хотите, можете не отвечать. Но… из всей известной мне родни я потерял только родителей, – Глаза Даниэля наполнилось тяжестью утраты, и он отвёл их в сторону.
– Маму ты не потерял, – вдруг ответила птица. – Она всё ещё на этой земле.
Даниэль, не поверив своим ушам, вскинул голову, уставившись на птицу стеклянными глазами.
– Ма… мама? – спросил он, запинаясь, не веря в то, что он это говорит.
– Да, Даниэль, – лишь ответила она и перелетела на ветку пониже.
– Значит ли это, что я причина, по которой ты не можешь снова стать человеком? Неужели ты пожертвовала собой ради меня? – с горечью и болью произнёс он каждое слово, вспоминая свой повторяющийся сон.