– К хозяину загляни. Звал.
Амбал по имени Серега всегда выдавливал из себя слова с таким трудом, как будто ему приходилось вспоминать алфавит, но к этому я привык довольно давно и довольно быстро. А вот то, что их сиятельство Афанасий Аристархович желают меня видеть, тревожило каждый раз точно так же, как в самый первый.
Ничего позитивного от разговора с непосредственным начальником ждать не приходилось. И хотя краснеть было не за что, оправдываться – вроде бы тоже, в груди снова нехорошо похолодело. Ладно хоть не кольнуло, а то бывали случаи, бывали. И далеко не всех после коротенькой беседы с господином Семеновым А. А. успевали откачать.
Хозяйский кабинет располагался в новом флигеле, недавно отстроенном, в окружении стекла и металла, и в принципе, однажды взглянув на местный интерьер, можно было не задаваться вопросом о могиле матери. Здесь все было точно таким же: жестким, холодным и стерильно-безжизненным, начиная от шелка обоев и заканчивая мрамором на полу. Правда, примерно посередине все-таки нашлось место и для условно живой души, но ощущения обитаемости она кабинету не прибавляла.
– А, Стасик!
Произносил он мое имя примерно так: «Стасы-ык». Цедя сквозь зубы. Утешало лишь то, что тон его голоса звучал одинаково почти всегда, даже при общении с собственной, единственной и любимой дочерью.
А вообще, Фаню, как его называла Зоя Аркадьевна, искренне боялись все. Особенно те, кто в конце прошлого века дали ему прозвище «Семь на восемь». О том, что именно оно означало, никто из приближенных не распространялся, но ходили слухи, что именно таких размеров в итоге оказалась яма, куда скинули всех неудачников, пробовавших перейти Фане дорогу. И лично я не собирался выяснять, сколько в этой истории вымысла.
– Как жизнь молодая?
– Вашими заботами, Афанасий Аристархович. Идет.
– Вижу, что идет.
Лицо его никогда и ничего не выражало. Правда, если бы в прозрачных стылых глазах вдруг появилось какое-нибудь чувство, ситуацию это к лучшему изменило бы вряд ли.
– Я тебя ждал. Час назад.
Отчаянно хочется сглотнуть. Только нечего: во рту пересохло напрочь.
– Сереженьку за тобой посылал.
А у Сереженьки, конечно, рта нет, телефона тоже, и номер мой он в свой блокнот с обложкой из крокодильей кожи никогда не записывал?
– Сказал, нет тебя на месте.