Спустя неделю Аринка вновь
по домам пошла. Пришла и к Игнату. В горнице
появилась, когда они обедать тока сели. Игнат чуть
не подавился, Аринку увидев, закашлялся. Маринка его
по спине постукала, пока тот не раздышался,
да Аринке присесть предложила. Мрачно постукивая носком
туфельки по полу, Аринка чуть улыбнулась
ей и перевела серьезный взгляд на Игната.
— Что надумал, Игнатушка?
— спросила серьезно. — Десять ден осталось, покуда уехать
можно.
— Никуда я не поеду, Арина. И семью
трогать не дам. Маринке вон рожать уж скоро, куда я ее потяну? И
как с Митькой путешествовать? Он же маленький совсем! — заговорил
Игнат.
— А имя дочке-то придумал? — склонив
головку набок, серьезно спросила Аришка. — Дочь у тебя родится.
Увидеть ты ее не увидишь, так хоть имя дай, да не частое, чтобы
опосля записать ее смогли. Да помни — десять дней тебе на раздумья
осталось, — сказала так да исчезла.
А через две недели война началась. Радио в деревне не было, и в
колхоз спешно прискакал посыльный на лошади, нашел председателя и
сообщил ему о войне. И распоряжение товарища Сталина о мобилизации
передал.
Мужиков позабирали всех. Сперва-то брали до тридцати пяти лет. Но
мальчишек пока не трогали – ежели не было двадцать три года, дома
оставались. А мужиков молодых всех позабирали. Уже в воскресенье
ввечеру председатель колхоза повестки раздал всем и деньги, чтоб
завтра в военкомат явились.
Мужики ушли… Деревня разом притихла, будто вымерла. Никто не
понимал, что делать, как жить. Притихли даже дети. Матери цеплялись
за взрослых сыновей, умоляя их остаться дома, а те мотались в
город, послушать радио. Они и новости приносили. Каждый день к
вечеру вся деревня собиралась на пятачке, а парни, пришедшие из
города, рассказывали, что передавали по радио. Сводки были
печальными, и лица людей мрачнели день ото дня. Чем ближе подходила
линия фронта, тем чаще оставшиеся мужики в возрасте
собирались и уходили на фронт.
А месяц спустя позабирали и парней остававшихся, и мужиков лет до
пятидесяти пяти, из тех, что добровольцами еще не ушли.
Семнадцатилетние подростки, которых гоняли от военкомата, злились и
строили планы, как добраться до фронта. Были и девчонки, молодые,
которые тоже воевать собрались, но их гонял сам военком,
лично крича на них охрипшим голосом, уж вовсе слов не выбирая.
Каждый день, недосчитавшись подросших сыновей, а порой и дочерей,
выли и стонали бабы, закрывая лица платками, стянутыми с
головы.