Петр, с поля-то как вернулся,
бутыли собрал да в сарай снес — неча
им в доме торчать. Перевар-то крепкий, с ног
на раз валит. С устатку-то винца да бражки
сладенькой ввечеру хорошо кружечку выпить, а перевар тока
на свадьбах да похоронах пьют, да пьяницы горькие.
Потому и убрал с глаз долой — пускай в сарае
стоит, авось, кто из девок замуж пойдет? Тогда
и сгодится.
А Настасья-то
и подглядела, куда он перевар снес. Нет,
не специально. Случилося так. Она-то с огорода
возвращалась, картопли несла чуток — на ужин сварить,
повечерять, да лучку нарвала маленько. А навстречу
ей с дому Петр с бутылями. И ведь
и не хотела смотреть, а подглядела, куда девать
станет. Подглядела да приметила.
Стала Настасья ввечеру
по полкружечки лекарства на ночь выпивать — чтоб
не думать ни о чем, чтоб мысли дурные
в голову-то не лезли, да чтоб засыпать быстро
да хорошо. Пойдет тишком перед сном на улицу — вроде
по нужде надо — а сама к захоронке. Полкружечки
выпьет — и домой, спать. Никто и не видел.
А вскоре и Ульянка
в монастырь отбыла. Уж как Петька на нее ругался,
как тока не грозился — заладила одно:
— Не могу
я в миру, не мило мне ничто. Братик, отпусти, век
Господа за тебя молить стану!
Петька плюнул да свез ее,
куда просила. А что ты с ей сделаешь, коли отец
с малолетства над ей, как коршун вился:
— Молись, Ульяшка, молись
о прощении! Детские-то молитвы Господь вернее услышит!
Вот и домолилася, что
в монастырь ей снадобилось! Жалко Петру было
Ульяшку — самая младшая из сестер, самая тихая,
скромная — не видать и не слыхать ее было
в доме. Бродит по дому, тень словно, что
ни скажи — все исполнит, все сделает.
Ну да что ж теперь... В доме и посерьезнее
беда случилась.
Запила Настасья. Всерьез запила.
Сперва-то и не замечал никто, что она ввечеру-то
в тихую выпивает. А как Ульяшка уехала, стал Петр
с утра подмечать, что в доме переваром пахнет.
А с чего бы?
День отмахнулся, второй —
привиделось, а на третий задумался крепко. Стал
к Нюрке да Настьке принюхиваться. И унюхал. Схватил
Настьку, дыхнуть заставил.
— Ты что это? Совсем
с ума рехнулась? Нашто перевар пьешь?
— Петенька, то лекарство.
Оно душу лечит. Выпьешь его — и душа меньше болит!
— начала защищаться Настасья.
— Вот я тебе покажу щас
лекарство! Нашла лекарство! Одна в монастырь сбежала, вторая
дно у бутыли ищет! Не смей больше пить. Где перевар
брала? — разозлился не на шутку брат. — Неси
его сюда немедля!