– Не первый раз, Аркадич, – уверил солдат. – Бу сделано. – Небрежно кинул под козырек.
Костя шумел остальным:
– Ну что, канарейки! На плечо и с песнями!!
Гостиница, где существовал Константин, скорей походила на общежитие, ибо люд преимущественно квартировал вахтовый и командировочный. Обитал Константин в двухместном номере (одна койка по договоренности пустовала) с цветочками – оные хозяин содержал принципиально, как символ несуразности текущего момента – и порядочной стопкой книг на подоконнике. Там же располагался занюханный чайник, сковорода и прочий показатель «красиво живем» бытия. Над одной из коек, обжитой, висел какой-то сюрреалистический натюрморт.
В данный отрезок времени в помещении, помимо хозяина, наблюдался предыдущий лейтенант в мирском, Юра, и две вполне приемлемые молодки. Они и случились Машей, та, что пополнее, с лихим наворотом волос на голове, и Лизой, отчаянной блондинкой уютных размеров с наличием конопушек и веселого голоса. На столе громоздилось соответствующее и происходил задорный разговор.
– А я мечтаю в большой город уехать, – выдала сокровенное Маша. – Магазины, троллейбусы – халява-плиз.
Костя охолодил:
– Мечтать не вредно, хотеть – не надо. Здесь ты по удельному весу больше, так что радуйся.
– Чего ты! – расстроилась Маша. – Наоборот я два килограмма скинула.
– Нехай, если с головы, все равно не впрок, а ежели от сокровенного – уволю.
– Так я наем, если что, – непосредственно соболезновала Маша.
Лейтенант с Костей засмеялись. Костя ерничал:
– Во-от. Не свое – где лежало, туда и положи.
Кручинилась Лиза:
– Верно, Машка, сгнием мы здесь. Крутишься как музгарка, всяко вынаешься. А на кой – кончится элтэпэшником. Эти ж из себя мудреные.
Воин притянул Лизу, лез к шее, балагурил:
– Курвочка ты моя, дай я тебя в рот поцелую!
Та шутливо заелозила плечами:
– Я не такая, я жду трамвая.
Поцеловав, Юра отслонился и проникновенно умиротворял:
– Бросьте, девчата – мы вас любим. Не жена б, кто знает.
– А Костя не женат! – плюхнула обиженно и пристрастно Маша.
Раздался стук в дверь. Костя открыл и пропустил дородную женщину лет сорока.
– О-о, Любаня, – радушно протянул лейтенант. – Проходи, золотая, угостись с нами.
– Не-е, в тот раз наугощалась. Мало, что начальству кто-то из жильцов капнул, так еще мой учуял – вставил.