Перед тем как войти в палату Вадим выправился, разгладил физиономию, внес задорное в глаза. Комната была на четыре персоны, подле окна в одежде поверх одеяла лежал Костя. Он находился на боку, от окна отвернулся – руки были зажаты между колен, угрюмо вперился в точку. Увидев Вадима, оживился, сел. Вадим, кладя на тумбочку принесенное, сходу оправдывался:
– Только сегодня пустили. Рассказывай, как все случилось?
– Верно, я в реанимации лежал. А чего рассказывать – инфаркт.
– Рановато вроде, – осторожно посомневался Вадим.
– Лучше рано, чем никогда, – пытался бодриться Костя. И отрешенно: – Впрочем, в самый раз. Давай-ка ты что-нибудь поведай!
– Слушай, мне тут идейка подвалила – мы с тобой агрегат один спроворим…
Когда Вадим шел по коридору, выйдя из палаты, его окликнул врач:
– Молодой человек! Вас можно на минуту?
Стоя напротив, врач советовал:
– Понимаете, микроинфаркт, разумеется, есть. Рубчик невеликий, всякое такое… Но у меня создалось впечатление, что здесь больше психического – я уж его жене говорил. Что-то с вашим товарищем не то. Участие, я убежден, вот лучшее лекарство.
Очередное посещение. Вадим расположился на табурете подле Кости. Тот полусидел на кровати, откинувшись на подушку, поднятую на спинку – вид его был неважный… В комнате они остались вдвоем – остальные больные, как видно, принимали променад. Вадим, несколько взволнованно достал несколько листков, говорил комкано:
– Я тебе обещал показать. Там, за границей накропал. Ирка даже не знает… Вот, к примеру – называется «О женщине». – Легко откашлялся, начал читать стихи.
Вадим закончил, установилась вопросительная тишина. Костя хоть и вяловато, но с душой мирволил:
– Неплохо! Я, конечно, не разбираюсь, но поэзия есть… – Костя отвел глаза от Вадима, смотрел далеко. После паузы произнес глуховато, нехотя: – Ты вот что, Вадька… потом обо мне напиши.
Вадим убирал листок, видно, что он находился все еще под впечатлением от действа; вдруг его прокалило, он взбросил взгляд на Костю. Вырвалось:
– Когда потом?
На лице Кости образовалась виноватая улыбка, глаза не попадали на Вадика, голос получился не выверенный:
– Ну… потом.
Вадим, плотно сомкнув губы – обострился нос – неотрывно и смятенно смотрел в Костю.
Дома, нервозно вышагивая туда-сюда, запальчиво доказывал Ирине:
– Он сдался! С ним – что-то! Знаешь, какую ахинею нес? Ты, говорит, потом обо мне… – Стушевался, замолк (стеснялся, надо полагать, рассекречивать поползновения).