Хотелось пить, устали ноги, но обоз двигался, и я шел тоже. Не хватало еще отстать или заблудиться. Наконец стемнело. Татары остановили обоз на берегу небольшой реки. Пленные кинулись пить. Татары с ленцой слезли с лошадей, пустив их щипать траву. Сами стали рыться в узлах, достали сыр, хлеб, куски вареного мяса, сели ужинать. Дети издали смотрели, как татары весело ужинают их продуктами. Я наблюдал, чуть не скрежеща зубами.
Поев и обтерев руки о халаты, татары стали осматривать пленных. Найдя понравившуюся им молодую женщину, тут же, на глазах у всех, стали ее насиловать. Действительно, что стесняться, вокруг одни рабы, бесправные твари, а хозяева жизни – они. Захотят – убьют, захотят – помилуют. Когда они вдоволь натешили свою плоть, улеглись на конских потниках спать, завернувшись в свои халаты. Тихо плакала изнасилованная женщина. Оставшийся на охране татарин подошел к ней и хлестанул камчой. Женщина замолчала.
Татарин прохаживался по берегу, посматривая по сторонам, трое его подельников уже вовсю храпели. Лука на татарине в свете луны я не увидел, да и зачем он ему ночью, все равно не видно, куда стрелять. Вот сабля на боку была, это я рассмотрел.
Я медленно, на четвереньках, стал подбираться к часовому, ощупывая землю впереди себя руками. Не дай бог какой шум или треск, татарин поднимет тревогу.
Удалось подобраться к опушке, татарин проходил буквально в трех шагах. Когда же он подустанет и остановится? Убить его надо тихо, чтоб остальных не разбудить. Невольники, утомленные переходом и голодом, тоже спали. В конце концов татарин остановился, периодически поворачивая голову в разные стороны; даже не присел, видно, службу знает и порядки у них строгие.
Медленно, мелкими шажками, я приближался сзади, сжимая в руках топор. Занес руку с топором для удара, и в это время татарин, как почувствовал что, стал разворачиваться. Но топор уже летел к нему. Раздался тупой стук, топор просто снес татарину голову. Я еле успел подхватить тело, чтобы не было шума. Тихо положил на землю, снял с татарина пояс с саблей и ножом, нацепил на себя. Медленно потянул из ножен саблю, выходила она легко и бесшумно. По песку пробежал туда, где лежали остальные трое, прислушался – спят. Лишь храп да почесывание слышны – блох да вшей нахватались, мыться чаще надо, уроды. Раньше, чем я их услышал, я их учуял. Пахло от них конским и своим потом, прогорклым жиром, дымом и еще черт знает чем. Скунсы!