День поворачивал за середину, но
ведьмак вполне рассчитывал собственное время. Осмотреть жертвы,
попытаться понять – кто же их убил, было важно. Подумав, задержался
и решил расспросить рубак. Те не отмалчивались.
- Были там.
- Кровища.
- И кишки, и говном воняет.
- Как лиса в курятнике побывала,
когда от крови дуреет, - закончил, видимо, старший. – Так что,
господин хороший, видно, придется тебе мечом поработать. А если ты
Эрвилла ищешь, так вон, прямо и налево. Труподерни тут еще нет,
господин префект распорядился склад выделить. Как почуешь рыбу, так
иди по запаху, не ошибешься. А коняшка пусть отдохнет, неча её с
собой таскать попусту. Иди, ведьмак, не переживай.
Тот кивнул, теперь разглядев их
внимательнее. У единственного светловолосого сабельный шрам убегал
со лба вниз, прячась у подбородка. Сосед не прятал кривого, от
удара сверху на скорости, едва не стесавшего ему макушку и
оставившего кривую лысину. Все четверо не снимали потрепанных
перчаток, вытертых поводьями, а ноги почти не отличались от ног
префекта.
Кавалеристы, отставные служаки,
взятые на службу командиром. Наверняка – не в одной драке побывали
вместе, хлебали передряги да жидкое пшено с кусками сала,
разбавленное вино с конскими дневными переходами и были преданы
префекту до мозга костей. Такую верность не купить одними
деньгами.
Но то ладно, важнее было другое – все
четверо любили лошадей и уж точно не обидели конька, продолжающего
деловито хрупать в торбе. И хорошо.
Ему впрямь пришлось идти по запаху,
соленой селедкой несло добротно и густо. Белое длинное здание, с
видневшимися арками подвальных полуокон, пропахло товарами своего
хозяина насквозь. Но прохладу, идущую с ледника внизу, ведьмак
уловил тоже.
Чуть ли повело или работники,
деловито таскавшие, катавшие и переносящие грузы, благоухающие
рыбой в первые три двери, но ведьмак выбрал цель. Самый дальний
спуск, где к рыбе примешивался сладковатый табак, а усатый детина в
кожаном фартуке рассматривал его без всякого интереса.
- Ну, и чо надо? – вопрос прозвучал
ещё и без всякой вежливости.
Усач-курильщик, смоливший короткую
трубку-носогрейку, был инвалидом. Но инвалидом явно деятельным и
хитрым на выдумки. Вместо левой руки, когда-то лишившейся кисти,
темнел хищным протезом, напоминавшим двузубую рыбачью острогу,
дополнительно отрастившую короткий шип, смотревший вбок и вниз.