Внизу, на покрытой льдом реке, молодежь устраивала свои игры:
одна ватага слепила из снега крепость и теперь готовилась защищать
ее от захватчиков, а вторая — собиралась напасть. Игра еще только
начиналась, соперники пока не сражались — больше подначивали друг
друга угрозами и насмешками, и, судя по тому, как зло и
оскорбительно шутили некоторые остряки, все могло закончиться
настоящей дракой. Захватчиками командовал наследник кнеза Вадана
Горан — Озавир узнал его по приметному полушубку из пятнистой шкуры
снежного барса. Здоровый, плечистый парень, под стать отцу: по
прикидкам ему было лет пятнадцать, но выглядел он значительно
старше.
На берегу толпились зрители: стайки девушек в ярких платках,
наверное, выглядывали женихов, ведь в потешных армиях собрались
сыновья вождей и самых видных дружинников. Тетки-селянки
посмеивались и щелкали орешки; зрелые мужи, вспоминая молодость,
травили байки и на свой лад напутствовали молодежь. Только один
человек, согнувшись под долгополой лисьей шубой и опершись на
костыль, стоял в стороне от общего веселья, не присоединяясь ни к
одной компании. И его можно было узнать сразу — старший сын Вадана,
лишенный наследства из-за телесной немощи.
Оба кнезича здесь… это показалось интересным. Любит ли старший
младшего или ревнует, таит обиду? И на что пришел посмотреть
сегодня — на его победу или поражение? Озавир спустился к реке и
остановился рядом с юношей. Тот тоже узнал нечаянного соседа и,
почти не оборачиваясь, кивнул, вежливо поприветствовав:
— Здравствуй, южный гость. Весело ли тебе на нашем
празднике?
Впрочем, тон оказался не приветливым и не праздничным, юноша был
сердит и раздосадован, что его уединение нарушили, но Озавир сделал
вид, что ничего подобного не заметил.
— Здравствуй и ты…— он чуть запнулся, припоминая имя: в отличие
от младшего сына, старшего кнез вспоминал редко и по имени почти не
называл, — славный Ярмил.
Тут мальчишка дернулся и обернулся, широко раскрыв глаза: с чего
это он вдруг славный?
Мальчишке, да еще и такому хилому, по умгарской традиции
никакого величания не положено, пусть он чей угодно сын — сам-то не
заслужил, но ведь чужеземец знать таких тонкостей не обязан? И
Озавир нарочно вставил вежливое обращение к первородной орбинской
знати, которое по-умгарски звучало и вовсе вызывающе.