Внутри лавка представляла собой весьма занятное зрелище.
Прямо от входа взгляд упирался в стойку, за которой и помещался хозяин собственной персоной. Стена позади него была занята открытыми полками от пола до самого потолка — только в углу приткнулась маленькая дверца, а рядом с ней стояла складная лесенка, позволявшая низкорослому хозяину доставать товар с самого верха. Стены лавки были завешены всякой всячиной настолько густо, что собственно стен не было и видно. Самый бесполезный хлам перемежался там с вполне ценными вещами, и у Алмии, окинувшей помещение взглядом, тут же заблестели глаза. Единственное, что здесь было свободно от товара — это, как ни странно, прилавок. На его полированной поверхности находилась только касса — начищенная, массивная и солидная.
Прилавок был высотой по солнечное сплетение человеку среднего роста, и чтобы из-за него виднелось чуть больше гоблинской макушки, с обратной стороны пол был поднят примерно на полметра дощатым настилом.
Под этим настилом, помнится, лет пять назад был найден шикарный склад контрабанды...
— Что привело вас ко мне сегодня, дорогой? О, знаю, знаю! До вас дошли слухи, что совсем недавно море подарило берегу рядом с Лидием много отборного янтаря, и вы пришли на него взглянуть? — завел свою песню Ошат-даро, и Вольфгер вынырнул из воспоминаний, а Алмия оторвалась от разглядывания дивных стен.
— Сожалею, почтенный, но наше дело менее приятно. Слышал ли ты что-нибудь об убийстве, случившемся на Кирпичной улице?
Входная дверь стукнула — это девица в серо-голубом платье с передником, мявшаяся на входе, услышала слово «убийство», охнула и выскочила на улицу.
Гоблин, сделавший удивленное лицо (а может, и правда удивившийся, кто его знает?), недовольно поджал губы:
— Ты распугаешь моих покупателей, тшикое Вольфгер!
Мастер Алмия крутила головой, с интересом разглядывая стены лавки. Принимать участия в разговоре она явно не собиралась.
— Сожалею, почтенный, — отозвался капитан, и в его голосе не было и следа сожаления. — Вчера, при попытке ограбления дома Николаса Корвина, погибла Ивонна Эшли, горничная…
— Э, нет! — вознегодовал гоблин, — Я не имею отношения к ограблениям и убийствам, тшикое Вольфгер! Нет-нет-нет, и не надо меня припутывать — я ничего об этом не знаю! И знать не могу, нет-нет! Старый Ошат-даро был лучшего мнения о тшикое Вольфгере — такое думать о честном лавочнике…