– Маша! – услышала она вопль. – Маша, неужели ты?
Вот и конец покою!
Маша обернулась на голос. Он доносился с соседнего балкона.
– Здравствуй, Ирма, – приветствовала она женщину, бесцеремонно нарушившую ее покой. – Как твои дела?
– А я не знала, что ты тут! – И начала засыпать ее вопросами, проигнорировав тот, что адресовали ей. – Давно приехала? Надолго?
Ирма училась с Машей в одной школе, но в другом классе. Она была старше на год. Слыла первой школьной красавицей. Имела очень эффектную внешность и уже в тринадцать лет аппетитную грудь. Машу недолюбливала, поскольку та перетягивала внимание некоторых ее поклонников на себя.
– Ты что так рано встала? – переняла манеру Ирмы Маша и ответила вопросом на вопрос. – Рань такая…
– Улетаю сегодня в Стамбул, я сейчас там живу. Самолет в девять утра. Вот собираюсь.
«Аллилуйя! – пропела Маша мысленно. – Значит, не будешь мне докучать!»
– Мне мама говорила, что ты приезжаешь иногда, но я тебя ни разу не застала, – продолжала трещать Ирма, нарушая тем самым гармонию окружающего мира, где пока проснулись лишь птицы, чьи трели умиротворяли, а не раздражали. – С кем-нибудь из старых знакомых уже встречалась?
Маша покачала головой. Хоть кто-то должен помолчать, чтобы стало спокойнее и тише.
– Да ты ведь и не дружила особенно ни с кем, – припомнила Ирма. – Только с Зурой и Дато Ристави. Так вот, Зурика мама часто встречает в магазине, где он грузчиком работает…
– Грузчиком? – переспросила Маша. Она помнила Зуру творцом. И думала, что он давно за границей выставляет свои картины или пишет романы под другой фамилией.
– Да, представь себе. Таскает коробки с замороженными куриными тушками и много пьет.
– А Давид? Как он? – Сердце защемило при воспоминании о нем.
– О Дато не знаю. Как уехал, так ни слуху, ни духу. Может, его в живых уж нет? Шальной был парень…
– Башибузук, – тихо вздохнула Маша. Так Давида называл ее отец. (Русский синоним этого турецкого слова «головорез»).
– Ну, а ты как? В Москве? Как успехи? Замужем?
– Ирма, извини, мне тоже надо собираться. Рада была с тобой увидеться.
И Маша нырнула в комнату чуть ли не рыбкой.
От радужного настроения не осталось и следа. Вторую чашку кофе она выпила без удовольствия. Времени до выхода из дома оставалось еще много, и Маша не знала, чем занять свои мысли. Вернее, те, что лезли в голову, были о прошлом, о Зурабе и Дато, и она гнала их прочь. Хотела переключиться. Но на что?