– Здорово, молодцы! – крикнул Граббе, любуясь на выправку артиллеристов.
– Здравия желаем, вашество! – грянули пушкари.
– Каково служится?
– Рады стараться, вашество!
Граббе заметил Ефимку, который стоял позади своего расчета с приставленным к ноге, на манер ружья, банником.
– А это что за воин? – повернулся Граббе к Попову.
– Сирота, – доложил Попов.
– Пригрели по милосердию. Расторопный малый.
Граббе подошел к Ефимке, зажмурившему от страха глаза, и одарил его гривенником.
– Благодарствуйте, ваше превосходительство! – заорал Ефимка, зажав монету в кулаке.
– Орел, – похвалил Граббе.
– Из таких генералы выходят.
Ефимка покраснел от удовольствия и сказал:
– Еще увидите, какой я солдат!
– Усердствуй, – кивнул Граббе, похлопал по единорогу и вдруг скомандовал: – Заряжай!
– Холостым прикажете? – осведомился Попов, когда вокруг забегала пушечная прислуга.
– Гранатой.
– Гранатой заряжай! – крикнул Попов.
Артиллеристы по заведенному порядку снарядили орудие.
– Куда прикажете целить? – спрашивал Попов, все еще надеясь, что это только проверка орудийного расчета.
Граббе прикрыл глаза от солнца и отыскал глазами пригорок, на котором упражнялись музыканты. Было слышно, что Стефан опять принялся за неуставные мелодии.
– Поляка видите?
– Так точно, ваше превосходительство, – отвечал Попов.
– Цельте выше.
Когда пушка была наведена, Граббе скомандовал:
– Пли!
Пушка громыхнула, выбросив вслед за гранатой язык пламени и сизое облако дыма. Граната пролетела над музыкантами и разорвалась среди деревьев, спугнув стаю ворон, которые представились Граббе разбегающимися мюридами.
Музыка на мгновенье смолка. Затем послышался еще неумелый сигнал горниста, выдувавшего «На караул!».
– То-то, – удовлетворенно сказал Граббе и пошел к карете.
– Музыка и пушки – это уже кое-что, – думал про себя генерал.
– Как тут в поход не сходить?
На Водах царило беспокойство. Неожиданное известие о назначении Граббе командующим войсками на Кавказской линии и в Черномории наделало много шума.
– Тот самый Граббе! – волновалось общество.
– Вот как Планида распоряжается!
– Кто бы мог подумать?
– А ведь гуляли по одним улицам!
– И в ресторации имели честь беседовать. И вот на тебе!
Одни уверяли, что ему далеко до покойного Вельяминова. Другие полагали, что теперь дела поправятся, что горцы присмиреют, и война скоро закончится. Упрямый и своенравный характер Граббе сделался теперь важным достоинством, каким не обладал Вельяминов. Поговаривали, что Граббе не станет читать в походах Вольтера, а примется учить горцев российским законам.