– То есть… У меня особая цель. Я специально приехал. Однако же позвольте представиться. Честь имею, Аркадий Синицын, бывший студент.
– Елизавета Нерская, – протянула руку для поцелуя Лиза.
– Я на тот предмет спрашиваю, что муж мой в Дагестане служит. И если вы его увидите… Я бы хотела…
– Сочту за честь! – обрадовался Аркадий.
– А бурочку не желаете ли? – напомнил о себе продавец, набрасывая на плечи Аркадия черную бурку.
– Господи Боже! – воскликнула Лиза, глядя на преобразившегося Аркадия.
– Вылитый черкес!
– Бурка в горах – первое дело, – убеждал продавец.
– И от непогоды спасает, и от ран бережет. Опять же папаха…
– Это я и сам знаю, – сказал Аркадий, скидывая бурку.
– Вы это все мне заверните.
Он достал деньги расплатился не глядя.
– Куда прикажете принесть?
– В гостиницу. Знаете, тут, за углом. В седьмой нумер.
– Всенепременно, ваше благородие, – кланялся продавец.
– И бутылочку вина приложим от заведения. У нас все по высшему разряду.
Довольный произведенным на даму впечатлением, Аркадий рискнул продолжить знакомство.
– Не позволите ли вас проводить, сударыня, в смысле моциона?
Этот молодой человек был так не похож на местных нахальных донжуанов, что Лиза решилась прогуляться с ним по бульвару. Про Екатерину Евстафьевну она тут же позабыла.
В помпезном здании ресторации, над которым весьма потрудился архитектор Шарлемань, устраивались балы, представления и благотворительные вечера в пользу раненых, а дважды в неделю проходили благородные собрания. За вход брали по пятьдесят копеек серебром, из которых платили музыкантам и покупались свечи для освещения. Прочие удовольствия, равно как и изысканные напитки, посетители оплачивали сами. Но в этот день с посетителей денег не брали в память о Вельяминове, который немало способствовал устройству этой ресторации.
Когда Граббе вошел в просторную, красиво убранную залу, к нему сразу же бросилось несколько его знакомых. В отличие от бульвара, здесь были весьма озабочены вестью о кончине Вельяминова.
– Вы уже слышали, Павел Христофорович? – спрашивали генералы и полковники, почтительно здороваясь с Граббе.
– Какое несчастье, ваше превосходительство!
– Прямо беда!
– А что Шамиль?
– Пока сидит тихо.
– То-то! Пусть только попробует мюридов своих бунтовать.
– И зачем было в снегу стоять? Генеральское ли это дело?