Ахульго - страница 69

Переведя дух и перекрестившись, Граббе вошел в Большой дворец. Дежурные офицеры отдали ему честь, лакей принял шинель. Граббе подошел к стоявшему у стены большому зеркалу в затейливой раме и оглядел себя с головы до ног. При полной парадной форме, в треугольной шляпе с плюмажем он смотрелся внушительно.

Во дворце было суетно. Бегали вестовые, что-то возбужденно обсуждали сановники, торопились по срочным делам адъютанты. И никому не было дела до Граббе, который велел доложить о себе и прогуливался по дворцу, любуясь его убранством.

Император Николай I принял его в Аудиенц-зале, слепящая роскошь которого повергла Граббе в необыкновенное для него смирение.

Николай спросил Граббе о здоровье, о семье, но так, будто самого Граббе здесь не было. Император считал его доблестным генералом, но плохим подданным.

Граббе отвечал коротко, с глубоким почтением и ждал, когда будет произнесено главное, то, для чего его вытребовали из далекого Пятигорска. Но император уже смотрел в окно, как если бы вовсе позабыл про Граббе. Павел Христофорович вопросительно поглядывал то на генерал-адъютанта Адлерберга, то на дежурного генерала, но и те смотрели куда-то мимо. Все это повергало Граббе в трепет. Но тут вдруг император начал говорить:

– Милостивый государь, известно ли вам, что горцы упорствуют?

– Так точно, ваше императорское величество, – с готовностью ответил Граббе.

Но государю такой ответ не понравился. Он вообще не ждал от Граббе ответа. Он говорил сам с собой.

– Эти бунтовщики не поспешили воспользоваться нашей милостью. Шамиль не вышел. А я был там, в Тифлисе, и кавказские начальники докладывали, что он покорился.

Граббе только кивал, не смея перебивать императора и все еще не понимая своей связи с Шамилем.

– Горцы шалят, – продолжал император.

– Это более не может быть терпимо. Вся Европа у моих ног, а эти абреки мнят из себя революционеров. Те же гибельные идеалы! Те же эфемерные иллюзии!

Свобода! Независимость! И где? Не в просвещенной Европе даже, а в дикой горной стране, где и понятия не имеют о том, что есть демократия! Зачем же лезть на штыки из одного лишь ложного понятия о свободе? Не потерплю!

Граббе собрался было изложить свое мнение, но император обернулся к Граббе и с некоторым удивлением посмотрел на его бакенбарды, как в зеркало. Вместо ответа Граббе опустил голову еще ниже, почувствовав, что переусердствовал в своем стремлении походить на императора хотя бы внешне.