Осенью нанимали нескольких человек. А обычно за садом ухаживал Адам Григорьевич и наш работник Магома. Они делали обрезку деревьев, поливали. На всех деревьях имелись бирки с данными. Лишние фрукты раздавали или продавали. В последние годы часть сада отдавали в аренду, одному персиянину, а затем, когда уехал на родину, человеку по имени Палкуччи. Таким мне на всю жизнь запечатлелся наш сад.
Адама Григорьевича я смутно помню. Крупный, рослый, атлетическая фигура. В последнее время, это уже при Советской власти, работал бухгалтером в одной организации. Выяснилось, что в этом учреждении будто пропали деньги. Подозрение пало на него. Заключили под стражу. Он страшно переживал, сразу сдал. Заболел грудной жабой, и от нее умер в 1924 году. Хорошо помню: много пришло народу. Похоронили рядом с Людмилой на русском кладбище. Два железных креста без обозначений. Рядом была покойницкая из красного кирпича. Ступени вели вниз…
Особым миром для нас, детворы являлся чердак нашего дома. Таинственный, загадочный. Там гнездовались осы, висели пауки-крестовики. На чердаке сушились фрукты. Аромат умопомрачительный. Часть пространства была заставлена старой мебелью, посудой, разной утварью. В общем, что в данный момент мешало, относили на чердак. Для нас главное состояло в том, что мы копались в книгах, географических картах, в подшивках журнала «Нива». Я только теперь представляю, какие ценности мы держали на чердаке!
Народ у нас бывал с утра до вечера: семьи генерала Лазарева, Магомы, Лебедева, генерала Макухо, наши родственники, приезжавшие с Польши.
Я запомнила жену покойного генерала П. И. Мищенко, с которым Адам Григорьевич имел тесные отношения. Я училась у нее читать, писать, игре на фортепиано. Генеральша прекрасно владела инструментом. Мы бывали у нее. В саду у них росли карликовые деревья, фруктовые деревья, цветы, бил фонтан.
Сад Мищенко незаметно переходил в лес. Был у них и медведь, которого держали на цепи. Он постоянно рычал. Рядом с садом Мищенко таинственно шумел городской водоотстойник.
После генеральши меня отдали учиться двум языкам – французскому и немецкому – у одной старушки, жившей на Гунибском шоссе. Я заболела, поэтому занятия отменили. А жаль!
Мама увидела во сне Милочку. Та говорит ей: «Сведи Анну к доктору Миронову, и он вылечит ее». Так и случилось.