Вы невнимательно читали моё личное
дело. Мой брат – магистр Нижегородского университета и профессор
кафедры автоматики и робототехники. Должен же он был мне, хоть
чем-то подсобить, раз я за него в армию отправляюсь. Мне, в
общем-то, не влом, но семейные традиции надо соблюдать
неукоснительно, а одна из них гласит: «Брат всегда должен помогать
брату». Вот мы друг другу и помогли. – В голосе Платона прозвучала
издёвка.
- И, господин полковник! Вы
позволите? – Призывник встал, подошёл к оторопевшему военкому и
выдернул у него из погона тоненькую булавочку с тёмно-зелёной, в
цвет самого погона, головкой.
- Можете не беспокоиться, господин
полковник, аппаратуру из Вашего кабинета я уже забрал. Вам она
более ни к чему, а мне на службе отечеству может и пригодиться. –
Последняя фраза добила не только господина полковника, но и
ошарашенного происходящим гранд-майора Сабирова.
Ох, как Платону Гордееву целый год
«учебки» икалось это выступление! Гранд-майор ничего не забыл, а
некоторые моменты и приукрасил. И в первую очередь зачитал
«имперский указ» прямо перед строем учебного полка.
Указ от шестого августа одна тысяча
девятьсот двадцать седьмого года не давал ни полковнику-военкому,
ни гранд-майору Сабирову, ни единого шанса отказаться от столь
необычного новобранца. Согласно вышеупомянутому указу, родственники
отслуживших в дивизиях пластунов имели право проходить службу в тех
подразделениях, в которых пожелали, если проходили вступительные
испытания. Платон Гордеев все нормативы перекрыл в полтора раза.
Молодой был – неопытный, а от того не всегда умный.
* * *
Кавалер двух «Чёрных Крестов» и ещё
полутора десятков имперских и иностранных наград Платон Гордеев
тяжело встал со скамьи и, припадая на правую ногу, вышел из избушки
на свежий воздух. Хороши всё же эти имперские имплантаты – работают
лучше настоящих конечностей. Правой ноги у отставного
гранд-прапорщика не было по колено, а правой руки по плечо. Да и
так шрамов, за семь лет не самой спокойной службы, набежало более
чем достаточно.
В последней операции пожевало его
прилично и сейчас, в свои неполные тридцать лет, выглядел Платон
дряхлым, но, по какой-то причине, ещё живым стариком. Попасть под
«Молот Аллаха» и остаться в живых дьявольское везенье. Кровному
врагу такого не пожелаешь. Думал, уже не выкарабкается. Почти год в
столичном госпитале, да год дедовых мазей, порошков, заговоров,
настоек и целебного лесного воздуха подняли Платона на ноги, но
прежнего здоровья так и не вернули.