Поляна №4 (10), ноябрь 2014 - страница 27

Шрифт
Интервал


– Нет, Ана. С одним «н». Индейское имя.

– Индейское? И что же оно означает?

– Ну, вы же знаток индейской жизни, скажите сами!

– Женщина с глазами цвета каштана, упавшего на мокрую после дождя траву…

– Красиво! Но длинно… Так они познакомились.

Пока шли пешком до дачи Лифшицев – Сергей нес ее этюдник и цветы – разговаривали о чем-то необязательном: какие погоды стоят, вы заметили; да, в этом году все цветет сразу, так редко бывает; а сколько же лет Софье Леопольдовне исполняется нынче; я думаю, сто пятьдесят; ну, столько не живут; а как прекрасно сохранилась…

Но главный разговор шел между слов – взглядом, вздохом, улыбкой, движением брови, взмахом ресниц было сказано так много, что слов уже и не требовалось. Все время, проведенное у Лифшицев, Анна чувствовала натяжение той прочной невидимой нити, что так внезапно связала их между собой – и он чувствовал тоже, она это видела. Она не влюбилась в Сергея, нет! Она его… узнала. Вот, это было правильное слово: узнала. Словно компасная стрелка ее сердца, повернувшись, указала: вот он, твой северный полюс.

«Ты лишь вошел – я вмиг узнала, вся обомлела, запылала, и в мыслях молвила: вот он!» – нет, я не Татьяна Ларина, думала Анна. «Вмиг узнала» – это да, но «обомлела, запылала» – это не про меня. У нее было ясное знание и холодная уверенность – она должна быть с этим мужчиной, несмотря ни на что. А посмотреть было на что – Анна осторожно навела справки, потихоньку расспросив Сонечку, Маргариту Михайловну, Софью Леопольдовну и даже Валентина Аркадьевича.

Картина вырисовывалась своеобразная:

– Он такой обаятельный, правда? Жуткий бабник, знает кучу языков, пишет в «Москоу-ньюс», все время где-то путешествует (это Сонечка).

– Несчастный человек, перекати-поле, талантливый, несомненно, но жизнь как-то не сложилась, не встретил подходящую женщину (это Маргарита).

– Ой, деточка, взрослый мужик, а ни кола, ни двора, одно шило в заднице, женился рано, да неудачно, но хорош, хорош, не отнимешь (это Софья Леопольдовна).

Валентин Аркадьевич, как настоящий историк, оперировал не эмоциями, а фактами: оказалось, что отец Сергея был гражданином Франции, но работал на СССР в ООН, потом вместе с семьей приехал в Россию, где и остался. Сергей с братом детство и раннюю юность провели в Европе и Америке, оба учились здесь в МГУ, где Валентин Аркадьевич с ними и познакомился. А какая была семья! Все на матушке держалось, на Александре Григорьевне – как ее не стало, развалилось все, отец не сумел удержать. Измельчание! Да, измельчание…