Жен не жаль, Господь даст новых жен и детей, как дал Иову, им просто не повезло.
Их было мало, настоящих жен. В большинстве случаев до брака не доходило. Я женился только на тех, кому удавалось пережить ночь, вернее – утро.
В самой первой, помню, чувствовалась порода. Рыжие волосы, лицо королевы Елизаветы.
Это не мешало ей приставать к прохожим, бросаться то к одному, то к другому. Она немало выпила и в результате сломала каблук. Я подъехал и поманил ее пальцем.
У нее профессионально напряглось лицо, когда она всматривалась в полумрак салона. А ноги шли сами; она прихрамывала и трогательно прижимала к груди изувеченную туфлю.
Ее расценки вызвали у меня беззвучный и горестный смех.
Дорогой она держалась заносчиво, хотя это стоило ей великого труда.
Любуясь ею, я все устроил, и нас расписали на следующий день.
Весь гонор слетел, когда через сутки она валялась у меня в ногах и клялась, что ей же богу не хотела заходить в проклятую, как она выразилась, седьмую башню, «так ничего ж там и нет – пустая комната с дисплеем, в нем что – государственные секреты? я ничего не включала, я не касалась клавиш!» «Секреты не хранятся в дисплее», – возразил я мягко и с большим удовольствием сломал ей шею. И даже не за то, что ослушалась, а за это ее «ничего ж там нет».
Тогда как там есть.
Там живет совершенство – образ, сотворенный по последнему слову компьютерной графики. Любой непосвященный при виде его скажет, что совершенством не пахнет, но я старался этого не допускать. Невежество можно простить, но оно остается оскорбительным. Красота и не должна быть совершенной, иначе она омерзительна. Идею воплотил уродливый идиот, чьи услуги обошлись мне весьма недешево. «Система „Карла“» – так, будучи спрошен, я уклончиво именовал свой процессор, приводя в недоумение высоколобых и высокомерных юзеров. Я приобрел идиота в одном из гаремов во время турне по Востоку. Уродец оживал лишь после подключения к трехсотому Пню; без этого он не был способен ни к речи, ни к счету, ни к чему-то вообще, но стоило встроить сей удивительный контур в сеть, как его мутные глазки зажигались, свойства сказочно расширялись, просыпался зуд навигатора, распахивались кладовые памяти, доверху набитые терабайтами, и даже просыпался снулый, вечно подтекающий курсорчик. Он и сотворил идеал. Он не был зодчим, не писал икон, и за окном у нас не Древняя Русь, поэтому я не стал его ослеплять, а просто упрятал в раствор формалина. Банка стоит в подвале, и в ней стоит он, таращась на меня незрячими очами в круглых очках со сложными линзами.