Вдруг позади раздался топот копыт. Сольвей не стала оглядываться, она на слух определила, что за конь скачет у нее за спиной и что за всадник сидит на этом коне.
– Сольвей, ну почему вы отправились пешком! – раздался мальчишеский голос. – Если вы не хотите брать меня с собой, взяли бы хотя бы коня…
– Юм, насколько я знаю, ваша матушка собиралась с началом третьей дневной стражи дать вам урок придворного этикета, – заметила ведунья, сдерживая улыбку.
– Сколько кому положено отбить поклонов, я знаю и так! А кто сколько должен отвесить поклонов, встретившись со мной, мне и вовсе не интересно, – сердито ответил Юм. – Лучше я помогу вам собрать ваши травы, ведь снадобий не бывает слишком много… К тому же сейчас опасно бродить в одиночестве.
– Оборотни появляются только ночью. От дневного света их трясет, а прямые солнечные лучи их убивают. А сейчас как раз солнце! – воскликнула ведунья серебряным голосом, и в тот же миг солнце выкатилось из-за серого облака.
– Мне кажется, вы и ночью можете добыть солнечный луч! – смеясь, отозвался Юм. – Но нам надо спешить. Дни пошли короткие… – Он помог ведунье забраться на коня впереди седла. Сольвей заметила, что седло закреплено несколько дальше от гривы, чем положено, значит, Юм заранее приготовил для нее место.
– Наверное, твоему Груму нелегко нести двоих, – сказала Сольвей.
Грума уже трудно было назвать жеребенком, но и взрослым конем он еще не был.
– Он должен легко нести на себе воина в полном вооружении и запас пищи на дюжину дней. – Юм перехватил поводья, слегка обняв при этом Сольвей. – А вы невесомы, как пушинка…
Грум, привязанный к березе, негромко ржал на противоположной стороне оврага. Юм привязал его, чтобы тот не спрыгнул с кручи вслед за своим хозяином. Сольвей крохотной лопаткой освобождала от земли ветвистый корень корна, отвар которого заживлял глубокие раны, нанесенные железом, а Юм на другом конце поляны срезал своим кинжалом сочные стебли сон-травы. Кучка серых мухоморов уже лежала на льняной подстилке возле кривого клена – из них можно было сделать и целебную мазь, и смертельный яд. Стало заметно темней, хотя до вечера было еще далеко. Облака сгустились, потемнели, из них посыпался мелкий дождичек, а ветер почти стих.
И вдруг из-за оврага раздался вопль, похожий на хриплый визг раненого вепря, за ним последовало тревожное ржание коня, треск ломаемой березы и топот копыт. Видимо, Грум был так напуган, что сломал дерево, к которому был привязан, и помчался прочь.