. А лидеры сионистов продолжают подчеркивать, что государство является национальной ценностью, очагом и сутью нации. Столь резкое различие в мировоззрении красной нитью проходит через всю полемику между сионистами и их религиозными противниками.
В отличие от русских сионистов, в большинстве своем настаивавших на полном отказе от еврейской традиции, Герцль оказался прагматичнее. Настолько далекий от иудейства, что отказался делать обрезание своему сыну, Герцль признавал полезность иудейской риторики как приманки, в особенности для тех евреев, которые «погрязли в отживших традициях», – в чем, кстати, оказался прав. На политическом уровне Герцль рассматривал иудейство как полезное в строительстве государства средство, подобно клерикализму в христианских странах[147].
Философ Лейбович резко отзывается о превращении иудейства в средство политического воздействия:
«Но есть нечто ужасное – своего рода дисквалификация как религии, так и морали, духовное извращение, основанное на лжи и лицемерии и граничащее с кощунством, – в том факте, что народ мог использовать Тору для укрепления своих национальных претензий, при том что большинство его представителей, также как и принятое ими общественное и политическое устройство, не имеют никакого отношения к религиозной вере и считают ее лишь сказками и предрассудками. Проституирование иудейских ценностей – вот что такое использование их для прикрытия патриотических устремлений и интересов. И если находятся евреи, желающие примкнуть к этому национально-оккупационному движению и заходящие столь далеко, чтобы сделать “Великий Израиль” – любыми самыми жесткими военными мерами – существенным элементом своей веры, религиозной заповедью, то эти люди становятся прямыми наследниками тех, кто поклонялся золотому тельцу и тоже провозглашал: “Вот божество твое, Израиль” (Исход 32:4). Золотой телец необязательно сделан из золота. Он может называться “народом”, “землей”, “государством”»[148].
Подобная политизация иудейства оказалась эффективным средством мобилизации масс. Герцля завораживали обряды хасидских* дворов, и он несколько цинично надеялся использовать их в своих целях. Он сознавал, какое сопротивление его подход вызывает среди западных раввинов «Protestrabbiner» – как ортодоксов, так и реформистов, – озабоченных сохранением политических и социальных достижений евреев в западном обществе, однако недооценивал силу ненависти и возмущения, которые сионизм вызвал среди раввинов Восточной Европы. Хотя сионизм нашел своих самых горячих приверженцев именно в России, с наиболее жесткой оппозицией он также столкнулся в еврейских общинах России и соседних с ней стран.